Между тем в самой Москве в середине 70-х гг. XIV в. разворачивались события, имевшие последствия и для следующих поколений. В 1374 г. умер тысяцкий Василий Васильевич Вельяминов, принявший перед кончиной монашеский постриг в Богоявленском монастыре. Как было сказано, отец Дмитрия предпочитал Алексея Петровича Хвоста, но в конце концов согласился принять и любимца Семена Гордого. Судя по всему, и сам Дмитрий относился к Вельяминову настороженно. И вряд ли случайно, что после смерти Василия Васильевича его сын Иван бежал в Тверь к Михаилу Александровичу вместе с Некоматом Сурожанином (судя по имени — греком), прибывшим из Орды. Оба начали подбивать тверского князя снова занять великое княжение. Михаил отправил Некома-та за ярлыком в Орду, а сам отправился за помощью в Литву, сложив «крестное целование» к московскому князю и начав военные действия на спорных территориях. Ярлык Михаил получил: его привез Некомат с послом Орды Ачихожей. Но поведение тверского князя вызвало возмущение князей Северо-Восточной Руси, включая и смоленского - Ивана Васильевича. В начале 1375 г. состоялся съезд князей, на котором обсуждался этот вопрос. Войско разных княжеств, в основном готовившееся к борьбе с Мамаем, теперь направляется на Тверь. Ни татарскую, ни литовскую помощь тверской князь получить не успел и вынужден был просить мира. Результатом был договор 1375 г., по которому тверской князь отказывался от притязаний на великое княжение и признавал себя «младшим братом».
1374 — 1375
гг. достаточно четко обозначили расстановку сил. В Московской Руси усилиями митрополита Алексия и великого князя Дмитрия Ивановича было достигнуто политическое и церковно-по-литическое единство. На пути возвышающейся Москвы становились Орда Мамая, Литва и византийские исихасты. 1376 г. принес заметный успех: войско под водительством Боброка Волынца взяло бывшую столицу Волжской Булгарии, получив 5 тыс. рублей «окупа». Но в 1377 г. последовало чувствительное поражение от татар на реке Пьяне (притоке Суры, впадающей в Волгу, в Мордовской земле), явившееся следствием халатности воевод. Однако осознание способности противостоять Орде на Руси сохранялось, и победа над значительными силами Мамая (во главе с Бегичем)Подводя итог деятельности Алексия, А.Е. Пресняков не без сожаления отмечает, что после его смерти «Константинополь сумел провести на русскую митрополию людей, которые пойдут не по стопам митрополита Алексея, а по тому пути компромисса между московско-владимирской митрополией и ее значением как «Киевской и всея Руси», какой был предуказан еще в последних грамотах патриарха Филофея». Отметив, что первые достижения
«национально-политической идеологии» «практически сорвались после временного успеха», Пресняков весьма скептически оценивает последующие действия и церкви, и светской власти. Однако он видит «глубокий след» этой «национально-политической идеологии» в публицистике следующего столетия. Фактический разрыв Московской Руси с Византией после Флорентийского собора 1439 г. питался событиями и идеями 60 — 70-х гг. XIV столетия. Именно тогда составляются Жития Алексия, редактируются Жития Сергия Радонежского, затушевываются разногласия и выводятся на первый план борцы за истинное возрождение Руси. Правда, падение Константинополя в 1453 г. изменит направленность публицистики: станет выгоднее претендовать на византийское наследие («Москва — Третий Рим»). Иное наполнение получит и лозунг «всея Руси» (не против Москвы, а во главе с Москвой). Но от победы на Куликовом поле до освобождения от ордынского ига прошло целое столетие.
***