История России в рассказах для детей

Вот что писал принц из Очаковского лагеря графу Сегюру: «Я вижу здесь начальника армии, который беспрестанно трудится, а имеет самый ленивый вид. Боязливый за других, храбрый сам по себе, он часто под сильным огнем батареи спокойно отдает приказания, и при всем том он более Улисс[460], нежели Ахилл[461]. Беспокоясь в ожидании опасности, он делается бодр с наступлением ее. Грустный посреди удовольствий, несчастный от великости своего счастья, угрюмый, непостоянный, он может восхищаться всем и тотчас же получать отвращение от всего; он, в одно время, и важный философ, и искусный министр, и десятилетний ребенок; он незлопамятен, просит прощения у тех, кого огорчает, и старается как можно скорее загладить несправедливость».

Однако, несмотря на эти черты характера, восхваляемые принцем де Линем, Румянцев не был доволен Потемкиным и, ссылаясь на болезнь ног, в начале 1789 года попросил увольнения и охотно удалился в свое Киевское поместье. Здесь он проводил все время в чтении, которое всегда было его любимым занятием, и в беседах со своими поселянами. Здесь же он при всем своем нерасположении к Потемкину со слезами услышал о его смерти и воздал ему справедливость следующими словами, сказанными в то время, когда его домашние с удивлением смотрели на его слезы: «Чему вы удивляетесь, что я плачу? Потемкин был мне соперником; но Россия лишилась в нем великого мужа, а Отечество — усерднейшего сына».

Офицер и рядовой кирасирского наследника полка с 1778 по 1796 год. Рисунок 1841 г.

Теперь, читатели мои, когда вы уже достаточно познакомились с двумя известнейшими людьми века Екатерины, надо рассказать вам об их третьем современнике, не менее знаменитом, о герое Суворове. Уже несколько раз его имя появлялось в наших рассказах, уже несколько раз он удивлял нас своей храбростью; теперь же мы дошли до того времени, с которого начинается блистательнейшая эпоха его славы — до войны 1787 года, и, следовательно, теперь надо поговорить подробнее о жизни и делах знаменитейшего полководца XVIII столетия.

К сожалению, истории очень мало известно о детстве Александра Васильевича Суворова: мы знаем только, что его отец, генерал-аншеф и сенатор, Василий Иванович Суворов, происходил из Шведско-Финляндской семьи, был крестником Петра Великого и, занимая почетное место по дипломатической части, прочил и для своего единственного сына то же поприще. Для этого он и не записал его ни в какой гвардейский полк, как делали почти все знаменитые люди того времени. Эта традиция, впоследствии справедливо отмененная, часто предоставляла детям, записанным в полки от самого рождения, чин офицера гвардии в четырнадцать или пятнадцать лет. Такие офицеры не имели никакого понятия о службе и не сталкивались ни с какими ее трудностями.

Но судьба, уготовя Суворову высочайшую славу на военном поприще, конечно, хотела, чтобы он подробно узнал все ступени жизни воина, и не позволила ему попасть в число офицеров, легко получавших свой офицерский чин. Напротив, с ним было совсем иначе: до девятнадцатилетнего возраста, готовясь к гражданской и дипломатической службе, молодой Александр Васильевич получил от своих родителей самое лучшее в то время воспитание. Кроме Французского и Немецкого языков, он знал Английский и Итальянский, затем выучил Турецкий, Персидский и Финский. Но его любимой наукой и самым приятным занятием в детстве была история. Читая в ней описания жизни древних и новых героев, восхищаясь их делами, он чувствовал свое высокое назначение, и в нем пробуждался воинский гений при упоминании имен Александра*, Ганнибала[462], Цезаря[463] и Карла XII*. Однако Суворов никогда не был точным подражателем кого-либо из этих знаменитых и любимых им полководцев; нет, он умел находить лучшие качества в каждом из них и подражать только в том, что было истинно высоко и превосходно в них.

Так, например, он любил неустрашимость, отважность и быстроту Шведского героя, но всегда осуждал его излишнюю пылкость, нерасчетливость, недостаток образования и осторожности. Он мыслил таким образом не только в то время, когда уже был командующим войском, но даже еще и в детстве, когда занимался своим любимым чтением. Удивительно было видеть его в это время! Смотря на его пламенное отношение к делам и поступкам избранных героев, на счастье, которым он наслаждался, беседуя с ними в книгах, сидя в своей уединенной комнате и забывая в этой беседе обо всем на свете, можно было предсказать его блестящие успехи в военных делах и его будущую славу. Может быть, после появления уверенности в этом, его отец без сожаления увидел, что его план разрушен: будущий дипломат попросил его позволения вступить на военную службу, и благоразумный Василий Иванович охотно дал свое согласие.