История России. Владимирский период. Том 1. Часть 2.

Клирошане послушались; внесли князя в церковь, положили в каменную гробницу и отпели над ним панихиду вместе с Арсением.

Только в следующую пятницу, то есть уже на шестой день после убийства, владимирцы опомнились. Бояре, дружина и городские старцы сказали игумену Феодулу и Луке, домественнику (уставщику церковного пения) при Успенском храме, чтобы снарядили носилки и вместе с успенскими клирошанами отправились за телом князя. А священнику Ми-кулице велели собрать попов, облечься в ризы и стать за серебряными воротами с иконою Богородицы, чтобы встретить гроб. Так и было сделано. Когда со стороны Боголюбова показался княжий стяг, который несли перед гробом, владимирцы, столпившиеся у Серебряных ворот, прослезились и начали причитать. При этом вспоминали добрые стороны князя и его последнее намерение: ехать в Киев, чтобы соорудить там новую церковь на Великом дворе Ярослава, для чего он уже и мастеров послал. Затем с должной честью и молитвенными песнопениями князь был погребен в своем златоверхом Успенском храме[20].

Беспорядки, которые последовали за убиением Андрея, вызвали в лучшей, наиболее зажиточной, части населения желание поскорее прекратить безначалие, т. е. призвать князей, без которых Древняя Русь не могла себе и представить существование какого-либо общественного порядка, а в особенности какой-либо внешней безопасности. Во Владимир съехались бояре и дружинники из Ростова, Суздаля, Переяславля и вместе с владимирской дружиной начали сообщаться о том: кого из потомков Юрия Долгорукого призвать на княжение. Многие голоса указывали на необходимость спешить этим делом, потому что соседние князья, муромские и рязанские, пожалуй, вздумают мстить за прежние притеснения от суздальских и придут ратью, пользуясь тем, что в Суздальской земле нет князя. Опасение это было справедливо; ибо на рязанском столе сидел в то время суровый, предприимчивый князь Глеб Ростиславич. Есть даже повод предполагать, что означенные смуты в суздальской земле и самое убиение Андрея Боголюбского произошли не без некоторого участия Глеба Рязанского, при посредстве его сторонников и клевретов. На съезде Владимирском мы находим его послов, именно двух рязанских бояр Дедильца и Бориса.

Кроме малолетнего сына Юрия Новгородского, после Андрея остались два младших его брата, Михаил и Всеволод, которые приходились ему братьями по отцу, а не по матери, будучи рождены от второй жены Долгорукого. Еще было у него два племянника, Мстислав и Ярополк Ростиславичи. Под влиянием рязанских послов большинство съезда склонилось на сторону племянников, которые приходились шурьями Глебу Рязанскому; так как он был женат на их сестре. Съезд послал нескольких мужей к Рязанскому князю с просьбой присоединить к ним также своих послов и всех вместе отправить за своими шурьями. И братья, и племянники Андрея в то время проживали у черниговского князя Святослава Всеволодовича. Очевидно, далеко не все суздальцы желали племянников; некоторые еще помнили присягу, данную Долгорукому, посадить на своем столе меньших его сыновей. Кроме того, черниговский князь более Покровительствовал Юрьевичам, нежели Ростиславичам. Поэтому дело устроилось так, что все четыре князя отправились в Ростово-Суздальскую землю, чтобы княжить в ней сообща; старейшинство признали за Михалком Юрьевичем; на чем и присягнули перед епископом Черниговским. Михалко и один из Ростиславичей, Ярополк, поехали впереди. Но когда они достигли Москвы, их встретило здесь новое посольство, собственно от ростовцев, которое объявило Михалку, чтобы он подождал в Москве, а Ярополка пригласили ехать далее. Очевидно, ростовцам не нравился черниговский договор о совместном княжении Юрьевичей с Ростиславичами и о старшинстве Михалка. Но владимирцы приняли последнего и посадили его на свой стол.