Христианская проповедь продолжала действовать среди инородцев, подчиненных русскому владычеству; вместе с крещением, конечно, продвигалось вперед их обрусение. Но в этом отношении, как уже выше замечено, русское духовенство было чуждо духа нетерпимости и насилия. Хотя в деле общения язычников оно опиралось на княжескую и вообще светскую власть; но не побуждало ее действовать огнем и мечом, как это мы видим в истории церкви Латинской. Отсюда еще не следует заключать о равнодушии и недеятельности нашего духовенства в данном случае; постепенное утверждение грековосточного христианства на всем обширном пространстве русских областей явно тому противоречит. Мы даже находим в те времена начатки русского православия у народов соседних, т. е. у тех, которые еще не были подчинены русскому владычеству, каковы Литва и Эстонская Чудь. Труднее проникало русское православие в степь к кочевым и полукочевым народцам; так что и подвластные Руси Черные Клобуки еще большей частью сохраняли свое язычество. Некоторые русские князья отличались ревностью к обращению язычников и мусульман; так, Киевские, Черниговские и Рязанские князья привлекали на свою службу многих выходцев из Половецкой Орды, крестили их и наделяли землями; Суздальские князья старались обращать Мордву и Камских Болгар. В особенности такой ревностью к вере известен Андрей Боголюбский. Но, кажется, еще большим усердием в этом деле отличался его племянник Ярослав Всеволодович. По крайней мере, летописи сообщают нам только один пример, когда недавно покоренное инородческое племя было окрещено, по-видимому, не без принуждения со стороны светской власти; именно, часть Корелы была окрещена по распоряжению Ярослава Всеволодовича, когда он княжил в Новгороде Великом (в 1227 г.). На северных русских окраинах существовали еще значительные остатки языческого населения; возбуждаемое своими волхвами, оно иногда давало себя чувствовать мятежами и разными волнениями; в таких случаях князья или их наместники оружием усмиряли непокорных и казнили волхвов. Такие мятежи и волнения встречаются в землях Новгородской, Суздальской и Муромской. Пример их видим в Новгороде даже в XIII веке. Любопытно, что строгая казнь зачинщиков совершилась в княжение того же Ярослава Всеволодовича. Именно, по свидетельству новгородского летописца, в 1227 году четыре волхва, смущавшие народ какими-то ложными знамениями и внушениями, были сожжены на Ярославском дворе, т. е. на вечевой площади.
Смирившееся внешним образом перед силой Православной церкви язычество продолжало жить в понятиях и верованиях народных, выражаясь множеством всякого рода суеверий, обрядностей, предрассудков, примет и т. п. Многие, именуясь христианами, приносили еще жертвы языческим богам; отлагали пищу и напитки Роду и Рожанице (т. е. покойным предкам). Пастыри церкви должны были вести постоянную борьбу с такими остатками язычества. Борьбу эту они простирали и на самые увеселения народные, праздники и игрища; ибо игрища сии были древнего происхождения и большей частью имели тесную связь с языческими верованиями. «Не подобает христианам игр бесовских играти, еже есть плясанье, туденье, песни мирские и жертвы идольские; еже молятся огневе под овинам и вилам, и Мокоши, и Симарглу, и Перуну, и Роду, и Рожанице, и всем, иже суть тем подобии», — пишет в своем увещании неизвестный по имени «христолюбец», или «ревнитель правой веры». Он восстает вообще против нехристианского образа жизни и особенно порицает «неистовое пьянство» — сей издревле господствующий народный порок.