История России. Владимирский период. Том 1. Часть 2.

Очевидно, произведение Заточника пользовалось в Древней Руси большой известностью. Может быть, какое-либо другое лицо, также впавши в немилость, воспользовалось им и, применив его к своим обстоятельствам, тоже обратилось с этим посланием к своему князю и господину. По причине такой переделки и многих переписываний явились, конечно, и самые разногласия в списках. Сочувствие читателей к автору, пострадавшему от злых людей, выразилось еще следующей особой добавкой к «Слову», очевидно, присочиненной впоследствии: «Сии словеса аз Даниил писах в заточении на Белоозере, и запечатав в воск, и пустив во озеро, и взем рыба пожре, и ята бысть рыба рыбарем, и принесена бысть к князю, и нача ее пороти, и узре князь сие писание, и повеле Даниила свободити от горького заточения».

Политическое раздробление Руси на отдельные княжества, или земли, естественно, должно было отразиться и на произведениях русской словесности, получивших областные оттенки в языке и характере изложения или имевших задачей местные, необщерусские интересы. Таковые областные оттенки отражались, например, при составлении жития святых местночтимых подвижников, при записываний святительских поучений, народных преданий и т. п. Яснее же всего обнаруживается некоторое разнообразие русской книжной словесности того времени на летописном деле. В этом отношении можем преимущественно указать на три средоточия: Киев, Владимиро-Ростов и Новгород Великий; что вполне соответствует и трем главным средоточиям русской политической жизни в эпоху предтатарскую.

Как и во всех отраслях просвещения, Киев для всей Руси служил образцом в деле летописном до самого окончательного своего упадка и разорения. Начальная Киевская летопись, или «Повесть временных лет», составленная в Выдубецком монастыре игуменом Сильвестром при Владимире Мономахе, продолжалась после Сильвестра в том же монастыре трудами его преемников. Тесные связи сего монастыря, а следовательно, и самой Киевской летописи, с родом Мономаха выражаются постоянным ее расположением в пользу Мономаховичей и прославлением великих князей из этого рода. В особенности это обстоятельство обнаруживается по поводу построения великим князем Рюриком Ростиславичем стены Выдубецкого монастыря в 1200 г. (о чем сказано выше). Летописец по сему поводу сочиняет горячее похвальное слово Рюрику. По всей вероятности, или таким летописцем был сам игумен Выдубецкий — того времени Моисей, или летопись составлялась кем-либо из монахов под его непосредственным наблюдением, при покровительстве и по поручению самих великих князей. По примеру Мономаха, преемники его, конечно, принимали близкое участие в летописном деле и доставляли летописцам необходимые сведения о совершавшихся событиях. Киевская летопись, как и следовало ожидать, следит за событиями целой Руси. Хотя наиболее подробностей она сообщает об истории Южно-русской но не упускает из виду и Северной Руси. Например, самое обстоятельное повествование о смерти и погребении Андрея Боголюбского мы находим именно в Киевском летописном своде.

Летописцы суздальские являются прямыми последователями и продолжателями летописцев киевских, так что по дошедшим до нас сводам трудно определить, с какого именно времени началась особая летописная деятельность в Суздальской земле. Это обстоятельство тем естественнее, что и тут предметом летописания является все тот же род Мономаховичей в виде его младшей линии. По всём признакам Киево-Выдубецкий свод здесь усердно переписывался и продолжался под наблюдением местных епископов и самих князей. Если в Киеве летописное дело, по-видимому, не находилось в непосредственной связи с митрополитами, которые были люди пришлые, родом греки, то в других областях Руси, наоборот, оно имело тесные связи с архиерейской кафедрой, особенно там, где утвердились чисто русские иерархии, как это мы видим в Ростове и Новгороде. Существуют основания полагать, что Суздальская летопись велась именно при архиерейской кафедре в Ростове, а не во Владимире-Залесском; известно, что, уступив последнему первенство политическое, Ростов оставался средоточием просвещения в Северо-Восточной Руси. Судя по некоторым намекам того северного летописца, который писал в конце дотатарской эпохи, можно заключить, между прочим, о непосредственном участии в его деле епископа ростовского Кирилла II, отличавшегося ревностью к книжному просвещению.