История России XX век. Эпоха сталинизма (1923–1953). Том II

Гораздо хуже был исход позднесталинских «дискуссий» в биологии. Там столкнулись генетики, опиравшиеся на открытия Г. Менделя, Т. Моргана и А. Вейсмана в области наследственности, и приверженцы агронома Трофима Денисовича Лысенко. Последние провозгласили себя «учениками Мичурина» и утверждали, что с помощью скрещивания можно вывести любые виды растений. По поводу мичуринско-лысенковских «опытов» ходило много шуток. («Вы знаете, как погиб Мичурин? Упал с ветвистого арбуза» и т. п.). На деле, все сводилось к чистому шарлатанству. Ещё в 1937–1940 гг. «лысенковщине» энергично противостоял выдающийся русский биолог академик Николай Иванович Вавилов. Но 6 августа1940 г., во многом как раз за противодействие Лысенко, он был арестован. За арестом последовали издевательства и пытки в застенках НКВД и гибель от истощения в Саратовской тюрьме 26 января 1943 г.

В 1947 г. глава Агитпропа ЦК Ю. Жданов (сын А. Жданова) пытался свалить Лысенко, но тот нанес упреждающий удар. В октябре 1947 г. Лысенко обратился к Сталину с личным письмом, жалуясь, что «менделизм-морганизм» и «вейсманизм» (т. е. теории западных генетиков), основанные на «буржуазной метафизике», тормозят советскую агрономию. Только «мичуринский» метод может дать СССР изобилие продуктов. Сталин поддержал Лысенко и даже стал его «научным редактором». В августе 1948 г., опираясь на сталинский авторитет, лысенковцы объявили «буржуазную генетику» вне закона. Сотни генетиков потеряли работу и были арестованы.

«Лысенковщина» – псевдонаучная монополия в биологии и агрономии, поддержанная режимом, надолго утвердилась в СССР. В Большой Советской Энциклопедии 2-го издания появилась статья «ген», в которой утверждалось, что это «лженаучная идеалистическая частица». Разгрому подверглись и «лженауки» кибернетика и социология. Как противоречащая диалектическому материализму была отвергнута космология. В физиологии единственно научным было объявлено учение Павлова, а в психиатрии как антинаучное отвергнуто учение Фрейда. Люди, имеющие отношение к науке, тихо говорили друг другу на ухо: «Маразм крепчал!»

В конце жизни Сталин выступил «главным ученым» страны. Были опубликованы его заметки по политэкономии и языкознанию, немедленно провозглашенные последним и гениальным достижением «марксистской науки». Вождь безуспешно пытался «развить марксизм-ленинизм» на базе «объективных научных законов». Старея и пьянея от прославления, он, видимо, сам начинал считать себя всезнающим и всемудрейшим. Своими безграмотными ремарками он буквально испещрял книги выдающихся ученых. Научная мысль, однако, упорно выламывалась из рамок марксистской ортодоксии.

Литература:

В.П. Смирнов. На историческом факультете МГУ в 1948–1953 гг. // Новая и новейшая история. 2005, № 6.

М. Р. Зезина. Советская художественная интеллигенция и власть в 1950-е – 60-е годы. М.: Диалог-МГУ, 1999.

E. Pollock. Stalin and the Soviet Science Wars. Princeton // N.J.: Princeton University Press, 2006.

4.3.18. Первая и вторая эмиграция. Политика Сталина в отношении Русского Зарубежья. Раскол эмиграции и трагедия возвращенцев. Уход в обе Америки

Русских людей, которые предпочли, оказавшись вольно или невольно в 1941–1945 гг. в покоренной нацистами Европе, не возвращаться на родину после разгрома Гитлера, но бежать дальше от своего отечества, именуют второй волной русской эмиграции. Их упрямое нежелание возвращаться, порой даже ценой собственной жизни, говорит о многом. Родина стала им хуже смерти. И вовсе не потому, что все они были убежденными предателями и «фашистскими прихвостнями». Многие попали в Европу вовсе не добровольно – как военнопленные или остарбайтеры. Другие ушли сознательно, но унесли любовь к России в своем сердце, что и доказали потом многими трудами по сохранению и приумножению русской культуры в изгнании, а порой и политической деятельностью.

Все они, почти без исключения, были не врагами России, не врагами своего народа, а врагами большевицкого сталинского режима, который терзал их родину, их самих, их родных и близких. Зная не понаслышке, что такое жизнь под большевиками, они люто возненавидели эту жизнь. Некоторые из них были в прошлом неплохо устроены в СССР. Были красными командирами, красными профессорами, красными артистами, дипломатами, врачами. В беженских лагерях они были нищими, а порой и голодными. Но они не хотели возвращаться к старому положению советского достатка, потому что платой за него был отказ от духовной свободы, попрание собственной совести. Те, кто ценили свободу и чистую совесть больше куска хлеба, попытались остаться за пределами коммунистической державы Сталина. Не всем, но некоторым это удалось сделать.