Мелкопоместные дворяне не могли экономическими средствами удержать на своих землях крестьян. По этой причине они упорно добивались отмены урочных лет и окончательного прикрепления крестьян к земле. По ходатайству служилых людей «всех городов» Земский собор 1648 г. принял закон, по которому землевладельцы получили право искать своих крестьян и возвращать их на свои земли без ограничения срока давности. Основной документацией, удостоверявшей принадлежность крестьян землевладельцу, были признаны писцовые книги, составленные в 1626 г. «А отдавать беглых крестьян и бобылей из бегов, — значилось в Уложении 1649 г., — по писцовым книгам всяких чинов людем без урочных лет»[648]. За время после валовой описи произошла смена поколений. Но это не имело существенного значения. Дворяне получили возможность вернуть не только крестьянина, записанного в книги, но и его сыновей и внуков. Возврату подлежала вся семья крестьянина вместе со всем нажитым имуществом. Уложение впервые вводило суровое наказание (вплоть до торговой казни и тюремного заключения сроком на год) за поселение у себя беглых крестьян. Виновный землевладелец должен был платить по 10 рублей за каждый год укрывательства чужого крестьянина. (При расчетах исходная оценка составляла 4 рубля «за голову» крестьянина и 5 рублей за «глухой» живот — неописанное имущество крестьянина.)
Соборное Уложение окончательно сформировало систему государственного крепостного права в России. Для поддержания государственного фонда земель законодатели запретили землевладельцам переводить крестьян с поместных земель на вотчинные. Дворяне осуществляли полицейский надзор за крестьянами, собирали с них и вносили в казну подати, отвечали за выполнение ими государственных повинностей. Крестьяне лишались права самостоятельно отстаивать свои интересы в суде. Землевладельцам запрещалось насильно лишать крестьянина его имущества, но долги несостоятельного землевладельца погашались за счет его крестьян и холопов.
Городское население страдало от того, что в черте города существовали обширные «белые» слободы, население которых не платило налогов вместе с «черными» людьми (податным населением). Спасаясь от царских податей, горожане уходили под покровительство бояр и духовенства. Наибольшее количество «белых» дворов принадлежало Н. И. Романову, Черкасским, Салтыковым, а также патриарху. У Б. И. Морозова их не было вовсе. Старшие бояре в дни мятежа умело использовали настроения москвичей, чтобы натравить толпу на Морозова. Но правитель нашел верное средство подорвать старания своих противников. Невзирая на сопротивление патриарха и старших бояр думы, Земский собор постановил конфисковать в казну все «белые» слободы и обязать их платить подати вместе с городской общиной.
Будучи слабым человеком, царь Алексей искал опоры в своем окружении. Сначала он всецело подчинялся авторитету «дядьки» (воспитателя), а затем избрал себе наставником монаха Никона. Никита Минич (в монашестве Никон) родился в семье мордовского крестьянина под Нижним Новгородом. В двадцать лет Никита получил место священника, а затем ушел в Анзерский скит на Белое море и там принял постриг. В тридцать восемь лет он стал игуменом небольшого монастыря на Киж–озере, а через три года случайно попал на глаза государю, что положило начало его фантастической карьере. Никон обладал сильным и страстным характером, его благочестие и праведность производили на окружающих огромное впечатление. Едва познакомившись с Никоном, царь поставил его архимандритом в Новоспасский монастырь, родовую обитель Романовых.
По словам очевидцев, в дни бунта в Москве нашелся монах, почитаемый всеми за примерную жизнь и весьма ревностный к своей вере, он–то и «укротил ярость народа своими убеждениями»[649]. Полагают, что этим монахом был Вонифатьев. Но такое предположение неосновательно, так как Вонифатьев не был монахом, а люди того времени четко различали черное и белое духовенство. Никона отличали мужество и воля, и он как нельзя лучше подходил к роли укротителя бунта. Царь высоко оценил услуги архимандрита и через полгода после мятежа сделал его митрополитом Новгородским.
Восстание в Москве не было единичным явлением. В 1650 г. народ восстал в двух крупнейших русских городах, Новгороде и Пскове. В отличие от растерявшегося воеводы глава Софийского дома митрополит Никон действовал в Новгороде столь же энергично, как и в Москве. Едва начался мятеж, он наложил церковное проклятие на его вождей, названных поименно, и на всех участников. В ответ новгородцы ударили в набат и ворвались на митрополичий двор. Они осыпали владыку непотребной бранью, но тот не поддался страху и продолжал убеждать бунтовщиков. Поведение Никона укрепило доверие к нему монарха[650].