Дети страдали в дороге от лихорадки. Их заедали вши. Тела покрывались коростой и кожа зудела от чесотки. Многих рвало от плохой пищи, все они были изнурены и испуганы, а сопровождавшие их солдаты отнимали у них последние гроши и пропивали их. Когда детей вели через еврейские местечки, солдаты начинали бить их безо всякой причины, чтобы евреи пожалели своих маленьких единоверцев и умилостивили конвойных денежными подношениями. По ночам дети плакали, звали маму, а солдаты даже при желании не могли им помочь, потому что не понимали их языка. "Мы промокли до костей, - вспоминал один из кантонистов, - а сушиться было негде; на нас все прело, нас одолевали насекомые; белье мыть было нам не под силу, да и мыла не давали; от усталости мы засыпали под лавками, на мокром полу, так крепко, что на утро нельзя было нас добудиться; среди нас развились лихорадки, простуды, и в каждом городе мы оставляли по несколько товарищей в госпиталях…" Больных и обессилевших везли на телегах, и очевидец вспоминал, как возле Нижнего Новгорода он встретил "целый обоз еврейских ребятишек, сваленных в кучи на телегах, вроде того, как возят в Петербург телят… Грустные лица их и теперь еще живы у меня в памяти". В пути многие дети умирали, не в силах перенести утомительные пешие переходы на холоде или на жаре, и их закапывали тут же, при дороге. Некоторым удавалось порой убежать, и за это секли каждого десятого в партии.
В книге "Былое и думы" Александр Герцен описал свою встречу с этими детьми - осенью, под холодным дождем, на этапе возле города Пермь: "Привели малюток и построили в правильный фронт; это было одно из самых ужасных зрелищ, которые я видал - бедные, бедные дети! Мальчики двенадцати, тринадцати лет еще кой-как держались, но малютки восьми, десяти лет… Бледные, изнуренные, с испуганным видом, стояли они в неловких, толстых солдатских шинелях со стоячим воротником, обращая какой-то беспомощный, жалостный взгляд на гарнизонных солдат, грубо ровнявших их; белые губы, синие круги под глазами - показывали лихорадку и озноб. И эти больные дети без уходу, без ласки, обдуваемые ветром, который беспрепятственно дует с Ледовитого моря, шли в могилу".
3
Батальоны и школы для кантонистов были основаны поначалу в России лишь для солдатских детей. Когда крепостного крестьянина брали в армию, он переставал принадлежать помещику и переходил в распоряжение военного ведомства. Дети, родившиеся в семье солдата, числились теперь за этим ведомством и с четырнадцати лет поступали в батальоны и школы кантонистов: в сущности, это была измененная форма все того же крепостного права. Впоследствии туда стали посылать не только детей солдат, но и подкидышей, малолетних бродяг, детей цыган, старообрядцев и сосланных польских повстанцев. В этих военных заведениях для несовершеннолетних скапливались сотни тысяч детей со всей России. Там царила грубая атмосфера, жестокие нравы, суровые наказания и издевательства сильных над беззащитными. Батальоны и школы кантонистов называли в народе "живодерней", и все там были "живодерами" - от ефрейтора и до командира батальона. Детей муштровали, истязали, плохо одевали и кормили впроголодь - щи из гнилой капусты с вареными гнилыми раками да ложка каши, а за украденный кусок хлеба давали двадцать пять розог. Еврейские мальчики, попадая в кантонисты, тоже становились собственностью военного ведомства - "сиротами при живых родителях", и командиры распоряжались ими практически как крепостными.
Формально рекрутский устав разрешал еврею исповедовать и в армии свою веру. Матери умоляли своих детей на прощание: "Сын мой, не променяй родную рубашку", - но на деле это было очень трудно выполнить. Для того и брали в рекруты малолетних, чтобы легче было их сломить. Детей отправляли к месту службы под конвоем, и с самого начала сопровождавшие их солдаты, унтеры и офицеры старались насильно обратить их в православие. За это даже полагалась награда: чем больше обращенных, тем больше и вознаграждение. "Лишь только перевалили в русские губернии, - вспоминал один из кантонистов, - как начальник партии начал готовить нас к переходу в православие: запрещал молиться, надевать тфилин…, рвал их и сжигал, издеваясь над нашими верованиями". При каждом смотре рекрутской партии начальство вызывало желающих креститься, и тех, кто соглашался, лучше одевали, хорошо кормили и реже наказывали.
В батальонах и школах кантонистов еврейские мальчики сразу же попадали в чуждую им и враждебную среду. Там истязали всех без исключения, но им доставалось еще и за незнание русского языка, за отличие в вере и обычаях, которые из них выбивали без пощады.