Однако если арабский Халифат доживал свои последние десятилетия, то новые государства Средней Азии и Поволжья неуклонно шли к своему расцвету, решая именно насущные и практические, а не теологические и схоластические задачи. И помогал им в этом изначальный созидательный дух ислама как Истины, в которую северные мусульмане уверовали со всей страстью и влюбленностью новообращенных тюрков, не отказавшихся с принятием ислама и от самых прекрасных черт своей древней культуры. Об этом свидетельствует хотя бы поэзия тюрков того времени, представленная в собрании Махмуда Кашгари, где именно в эту эпоху, наряду с традиционным воспеванием военных подвигов и красот природы, в народное мировоззрение проникают исламские нравоучения, основой которых являются стремление к добродетели, мудрости и знанию:
Уже в одном этом стихотворении видно прямое, иногда дословное влияние коранических учений, суть которых заключается в том, что мусульманин не должен искать войны и нападать первым, но уж если враг приходит к нему, тогда сражаться следует без страха и упрека. Как говорят эти стихи, в реальном мире приходится точить меч и наблюдать за врагом, однако главное оружие мусульманина – это улыбка, которой чаще всего можно успокоить чужого человека.
Подобная созидательность ислама, вопреки легендам об изначально присущей исламу воинственности, самым ярким образом сказалась и на истории Волжской Булгарии. Вся энергия этого молодого тюркского государства оказалась направленной на внутреннее развитие, и даже самые пристрастные исторические источники не находят поводов, чтобы обвинить волжских булгар в какой-либо чрезмерной воинственности.
Первый профессиональный русский историк В. Н. Татищев (1686–1750), например, писал: