История российского мусульманства. Беседы о Северном исламе

«Специалисты хорошо знают, что это всего лишь благочестивая легенда, приписывающая Омару добродетельный поступок – уничтожение книг, противоречащих Корану, но в популярной литературе эта легенда иногда преподносится как исторический факт. Однако, ни Иоанн Никиуский[35], немало сообщающий о грабежах и погромах во время арабского завоевания, ни какой-либо другой христианский историк, враждебно относящийся к исламу, не упоминает пожара библиотеки. Скорее всего, самой великой библиотеки в это время уже не существовало – она тихо угасла под напором борьбы христианства с языческой культурой в течение предшествующих трех веков[36]».

И вправду, как это ни печально, но Александрийская библиотека не дожила до мусульманского завоевания Египта. Эта библиотека была частью знаменитого храма Муз, Музейона, основанного в III веке до нашей эры царем Птолемеем Первым. В течение пятисот лет в этой библиотеки работали античные ученые, среди которых были и Эвклид, и Архимед; заведовал ею уже в 127–151 годах нашей эры отец картографии Птолемей, однофамилец правящей династии, на картах которого впервые упомянуты Волга и Каспийское море. Библиотека, в которой насчитывалось до 100000 папирусных свитков, пережила пожар в Александрии в эпоху Гая Юлия Цезаря и Клеопатры, однако была уничтожена в 272 году нашей эры в ходе другой гражданской войны, уже при римском императоре Аурелиане. Оставалась еще «дочерняя» библиотека, но и она не дожила до исламского завоевания, пав жертвой борьбы христианства с язычеством. Как пишет об этом британский ученый Джон Уилфорд:

«Храм, где располагалась библиотека, устоял, и какое-то число ученых старалось продолжать великую исследовательскую традицию Музейона. В конце концов, в 391 году толпа христианских фанатиков ворвалась в библиотеку, предала огню ее бесценное содержимое и превратила пустое здание в церковь, что ознаменовало собой символическую победу веры над разумом[37]».

К счастью, какого бы вреда ни натворил в истории слепой фанатизм, всегда проистекающий из невежества толпы и неверно истолкованных верований, истинное знание, как выясняется, непобедимо. Александрия во времена ал-Мас’уди и без знаменитой античной библиотеки продолжала оставаться не только городом купцов, но и городом науки, в котором вместе с мусульманскими учеными работали христианские и иудейские ученые, опиравшиеся, как и ал-Мас’уди, на труды своих предшественников.

Круг ученых интересов ал-Мас’уди впечатляет, и неспроста. Для одной лишь упомянутой нами книги «Золотые луга» он черпал свои познания из ста шестьдесяти пяти письменных источников, в том числе, наряду с арабскими текстами, из переводных текстов Платона, Аристотеля, Птолемея, а также из древнеперсидской литературы. В другом своем труде, «Книге предупреждения и пересмотра», он упоминает христианских авторов, с которыми был лично знаком, и высказывает суждения об их трудах: складывается впечатление, что они делали по его просьбе переводы на арабский язык нужных ему иноязычных цитат или объясняли их содержание.

«Греческая транскрипция имени Елена в «Золотых лугах» является доводом в пользу широты его интересов и любознательности», пишет о нем лейденская «Энциклопедия ислама». Тот же источник, между тем, предполагает, что ал-Мас’уди был профессиональным географом и путешественником, то есть проводил исследования и предпринимал далекие путешествия на свои собственные средства, лишь иногда попутно занимаясь и торгово-коммерческой деятельностью.

Не поэтому ли самого ал-Мас’уди, которого позднее называли «Геродотом и Плинием» арабского мира, несмотря на всю его любознательную пытливость и огромную работоспособность, современники не считали в полном смысле ученым, а считали скорее собирателем «курьезов, басен и небылиц»», и только великий Ибн Хальдун в XIV веке, хотя и без критики, отдал ему должное, в полной мере оценив исторический метод ал-Мас’уди, его интерес к не-исламским народам, его широкий кругозор и универсальное видение человеческой истории.