История российского сыска

В личной жизни Геси произошли изменения. Она стала женой нелегала, разыскиваемого полицией, Николая Колоткевича. Вскоре его арестовали.

Покушение состоялось. Александра II убили.

В квартиру, где Геся была с нелегалом Саблиным, полиция пришла через день. Саблин застрелился.

Начали обыск.

– Вы знаете, в квартире бомбы, – сказала Геся.

Она сама брала их и подавала полицейским. Суд на неё обращал мало внимания. Его и общество больше занимали Перовская с Желябовым.

На вопрос, чем Геся занималась в Петербурге, она ответила:

– Революционной деятельностью!

Суд приговорил её, как и Перовскую, Желябова, Михайлова, Кибальчича, к повешению.

Гельфман подаёт заявление о том, что она беременна. Приговор был отложен. Потом его заменили бессрочной каторгой.

У неё родилась девочка, отданная в воспитательный дом. Какова её судьба – неизвестно.

Сама Геся вскоре умерла от случившегося при родах заражения крови.

Мы ещё не сказали Кибальчиче. Он был грустным, меланхоличным человеком. Пропагандой не занимался, если и любил что – так это технику. Происходил он из семьи священника Черниговской губернии, учился немного в инженерном институте, потом в медико-хирургической академии, где и сблизился с социалистами.

В «Народной воле» он занимался исключительно приготовлением динамита и бомб, практически не общаясь с товарищами.

Обратимся ко второму метальщику, скончавшемуся через восемь часов после покушения, – Игнату (Игнатию) Гриневицкому.

Его отец владел небольшим имением на Гродненщине. В семье говорили по-польски. Гриневецкий потом смеялся: «Русские считают меня поляком, а поляки – русским».

Он окончил гимназию в Белостоке и поступил в Петербургский технологический институт. Революционные идеи, носившиеся в воздухе, шляхетский гонор привели его в объятия «Народной воли». Сначала Котику давали мелкие поручения, потом Михайлов нацелил его на пропаганду среди рабочих. Гриневицкий оставил институт, весь отдался подпольной работе.

Идя на убийство, он оставил товарищам что-то вроде политического завещания:

«… Александр II должен умереть. Дни его сочтены. Мне или другому, кому придётся нанести последний удар, который гулко раздастся по всей России и эхом откликнется в отдалённейших уголках её, – это покажет недалёкое будущее. Он умрёт, а вместе с ним умрём и мы, его враги. Это необходимо для дела свободы… Мне не придётся участвовать в последней борьбе. Судьба обрекла меня на раннюю гибель, и я не увижу победы, не буду жить ни одного дня, ни часа в светлое время торжества, но считаю, что своею смертью сделаю все, что должен был сделать…»

Перовскую арестовали 10 марта. Околоточный, взяв хозяйку булочной лавки дома, где жила Перовская, ездил по петербургским улицам. Наконец они её увидели у того же Екатерининского канала. Околоточный подбежал, схватил Перовскую за руки. У террористки мог быть револьвер. Перовская предлагала ему 30 рублей, чтобы он отпустил её.

В марте 1881 года закончился первый этап русского социально-революционного движения. Казалось бы, терроризм победил. Что могло быть, по его понятиям, важнее убийства самодержца? Но победа оказалась призрачной. Народ осудил покушение на государя, а либеральная интеллигенция испуганно затаилась. Мечты о социальном перевороте развеялись как дым. «Народной воле» не оставалось ничего другого, как становиться исключительно на путь террора и путём угроз вымогать у правительства различные уступки. В этом плане показательно письмо исполнительного комитета императору Александру III. Требования, предъявляемые самодержавию, заметно снижаются. Уже просматривается тенденция добиться от правительства некоторого перемирия.

Главные группы «Народной воли» понесли большой урон. Казни, заключение, ссылка и эмиграция обескровили ряды народовольцев. Громких дел нет никаких, а провалы все чаще. Один из народовольцев потом вспоминал: