История российского сыска

В апреле 1937 года Политбюро ЦК приняло решение об отме­не поездки Тухачевского в Лондон на коронацию английского короля Георга VI. Формально это решение основывалось на спецсообщении Ежова от 21 апреля 1937 года Сталину, Молото­ву и Ворошилову. Вот текст этого сообщения:

«Нами сегодня получены данные от зарубежного источника, заслуживающего полного доверия, о том, что во время поездки товарища Тухачевского на коронационные торжества в Лондон над ним по заданию германских разведывательных органов пред­полагается совершить террористический акт.

Для подготовки террористического акта создана группа из четырех человек (трех немцев и одного поляка). Источник не ис­ключает, что террористический акт готовится с намерением вы­звать международные осложнения.

Ввиду того, что мы лишены возможности обеспечить в пути следования и в Лондоне охрану товарища Тухачевского, гаран­тирующую полную его безопасность, считаю целесообразным поездку товарища Тухачевского в Лондон отменить. Прошу об­судить».

На этом документе имеется резолюция Сталина: «Членам ПБ. Как это ни печально, приходится согласиться с предложением товарища Ежова. Нужно предложить товарищу Ворошилову представить другую кандидатуру. И. Сталин». Рядом надпись Во­рошилова: «Показать М. Н. 23.fV. 37 г. К. В». На этом же экземп­ляре сообщения расписался Тухачевский, подтвердив этим, что он ознакомился с документом.

22 апреля 1937 года Политбюро ЦК ВКП(б) приняло поста­новление:

1. Ввиду сообщения НКВД о том, что товарищу Тухачевско­му во время поездки на коронационные праздники в Лондон уг­рожает серьезная опасность со стороны немецко-польской тер­рористической группы, имеющей задание об убийстве товарища Тухачевского, признать целесообразным отмену решения ЦК о поездке товарища Тухачевского в Лондон.

2. Принять предложение НК обороны о посылке товариша Орлова на коронационные праздники в Лондоне в качестве пред­ставителя СССР по военной линии».

22—25 апреля 1937 года от бывшего начальника Особого от­дела НКВД СССР М. И. Гая и бывшего заместителя наркома внутренних дел СССР Г. Е. Прокофьева, к этому времени арес­тованных, были получены показания о преступных связях Туха­чевского, Уборевича, Корка, Шапошникова, Эйдемана и других с Ягодой.

Однако попытки получить тогда же показания на военных у арестованного Ягоды успеха не имели. На допросе Ягода пока­зал: «Личных связей в буквальном смысле слова среди военных у меня не было. Были официальные знакомства. Никого из них я вербовать не пытался».

27 апреля 1937 года работники НКВД получили показания от арестованного заместителя начальника отдела НКВД 3. И. Воловича на Тухачевского как участника заговора, обеспечивающего поддержку этого заговора воинскими частями.

Показания Гая, Прокофьева и Воловича носили общий харак­тер и противоречили друг другу. Они были добыты в результате обмана, провокаций и насилия. В суде эти показания проверены не были, так как Гай, Прокофьев и Волович были расстреляны в 1937 году без суда, «в особом порядке».

В своих объяснениях в КПК при ЦК КПСС от 20 декабря 1961 года И. Д. Суровицких, бывший работник НКВД, сообщил:

«Все, что творилось в органах НКВД в то время, было от нача­ла до конца продуманной и подготовленной провокацией... Пове­дение Воловича на следствии свидетельствовало о том, что он был подготовлен к даче нужных показаний... Воловича допрашивал Ежов... Абсолютное большинство фамилий подсказывалось Воловичу Ярцевым или мною по его указанию...

Логичность показаний арестованных также диктовалась след­ствием. Так было и с показаниями Воловича на Тухачевского как на участника заговора, подготавливавшего войска к военному за­хвату власти заговорщиками... Я и Ярцев получили от Воловича развернутые показания на Тухачевского как на участника загово­ра, готовившего армию для обеспечения военного переворота, то есть добились подтверждения о наличии воинской силы и за­крепили нужную Ежову солидность и серьезность заговора».

Несмотря на то что никаких достоверных доказательств о нали­чии заговорщиков среди руководящих военных кадров не было, Сталин на обеде у Ворошилова, состоявшемся после первомай­ского парада 1937 года, в присутствии многих военных руководи­телей открыто высказал угрозы в адрес врагов, имевшихся среди военных.

Об этом заявлении Сталина напомнил 27 сентября 1937 года бывший начальник Разведуправлсния РККА комкор С. П. Уриц­кий в письме к Ворошилову: «... 1 мая 1937 года после парада у Вас на квартире вождь сказал, что враги будут разоблачены, партия их сотрет в порошок, и поднял тост за тех, кто, оставаясь верным, до­стойно займет свое место за славным столом в октябрьскую го­довщину».

Такие угрозы стали сигналом для расширения репрессий в ар­мии и фальсификации дела о военном заговоре.