После смерти Столыпина Маловладимирскую улицу, где он скончался, переименовали в Столыпинскую. С приходом февраля новые власти назвали ее улицей Гершуни. Потом ей дали имя Чкалова, которое она носит и поныне.
Столыпин сказал как-то: «Каждое утро, когда я просыпаюсь и творю молитву, я смотрю на предстоящий день как на последний в жизни и готовлюсь выполнить все свои обязанности, уже устремляя взор в вечность. А вечером, когда я опять возвращаюсь в свою комнату, то говорю себе, что должен благодарить Бога за лишний дарованный мне в жизни день. Это единственное средство моего постоянного сознания близости смерти как расплаты за свои убеждения. И порой я ясно чувствую, что должен наступить день, когда замысел убийцы, наконец, удастся».
Имя Столыпина, как патриота русской земли, стоит в одном ряду с Александром Невским, Мининым и Пожарским, Георгием Жуковым... Полем его сражений была вся Россия, которой он отдавал свои силы и ум и за которую отдал жизнь.
С 1906 г. Столыпин — председатель Совета министров и министр внутренних дел империи. Он пытается возродить силу государственной власти, проводит линию порядка и законности. Им были предложены коренные государственные и аграрные преобразования. «Итак,— говорил он,— на очереди главная наша задача — укрепить низы. В них вся сила страны. Их более 100 миллионов! Будут здоровы и крепки корни у государства, поверьте — и слова русского правительства совсем иначе зазвучат перед Европой и перед целым миром... Дружная, общая, основанная на взаимном доверии работа — вот девиз для всех нас, русских! Дайте государству двадцать лет покоя, внутреннего и внешнего, и вы не узнаете нынешней России».
А страну разъедала ржавчина либерализма. С трибуны Государственной думы на Столыпина, как шавки, кидались записные ораторы партий-марионеток, за которыми стоял международный капитал.
—Не запугаете! — отвечал он.
А свора наглела, требовала власти. Столыпин сказал Николаю II:
—Я охотнее буду подметать снег на крыльце вашего дворца, чем
продолжать эти переговоры.
Ленин, отнюдь не симпатизировавший Столыпину, допускал, что в результате его реформ и тогдашнего российского «самого передового промышленного и финансового капитала» наша страна потеснит и Америку, и Европу, став сильнейшей державой в мире.
Тут уж годилось все. И прежде следовало убрать вдохновителя идеи великой России. При международных деньгах, разветвленной агентуре это было не так сложно.
Из речи председателя Государственной думы памяти Столыпина:
«...Всей своей сильной, крепкой душой и могучим разумом он верил в мощь России, всем существом своим верил в ее великое, светлое будущее. Вне этой веры он не понимал государственной работы и не мог признать ее значения. Он разбудил дремавшее национальное чувство, осмыслил его и одухотворил...»
Чрезвычайно интересна оценка Столыпина известным философом В. Розановым:
«После развала революции 1905 г., когда русские живьем испытали, что такое «безвластие» в стране и что такое стихии души человеческой, предоставленные самим себе и закону своего «автономного действия», все глаза устремились на эту твердую фигуру, которая сливалась с идеею «закона» всем существом своим. Все начало отшатываться от болотных огоньков революции, особенно когда премьер-министр раскрыл в речах своих в Госдуме, около какого нравственного смута и мерзости блуждали эти огоньки, куда они манили общество; когда в других речах он раскрыл все двуличие и государственное предательство «передовых личностей» общества, якшавшихся с парижскими и женевскими убийцами. Он вылущил существо революции и показал всей России, что если снять окутывающую ее шумиху фраз, притворства и ложных ссылок, то она сводится к убийству и грабежу. Сколько ни щебетали социал-демократические птички, сколько ни бились крылышками,— они застряли в этом приговоре страны, который похоронно прозвучал над ними после раскрытия закулисной стороны революции, ее темных подвалов и гнусных нор. Революция была побеждена в сущности через то, что она была вытащена к свету».
* * *
В поле зрения охранного отделения Григорий Распутин-Новых попал в 1908 г. Императрица встретилась с ним у фрейлины Вырубовой и сразу заинтересовалась необычным «старцем». Она была весьма склонна к религиозному мистицизму и увидела в Распутине нечто большее, чем полуграмотного дерзкого мужика. А тот с мужицкой сметкой юродствует, грозит прорицаниями... Удивляет, насколько бледной фигурой был Николай II, поддавшийся влиянию этой грубой черной силы.
Охранное отделение установило наблюдение за Распутиным, запросило сведения о его жизни в Сибири. Оттуда прислали нелестную характеристику: за безнравственную жизнь, кражи его не раз наказывали, выгнали из родной деревни. В Петербурге Распутин водился с уличными женщинами, гулял в притонах.
Обо всем этом доложили Столыпину. Он заявил: «Жизнь царской семьи должна быть чиста как хрусталь. Если в народном сознании на царскую семью падет тяжелая тень, то весь моральный авторитет самодержца погибнет...»
После обычного доклада Столыпин спросил: