История Российской Церкви

Мистическое учение сделалось повальной болезнью русского общества, отражалось в литературе и искусстве, проникло в учебные заведения. В некоторых благородных салонах Москвы и Петербурга (кн. С. Мещерской, кн. А. Голицына) были открыты собрания для “умной” молитвы и слушания разных экзальтированных проповедников. Большинство этого люда вовсе не понимало сути мистицизма, но это не мешало им питать самое гордое презрение к официальной “внешней” Церкви.

Во время министерства Голицына был лишен должности переводчик медицинской академии Смирнов, обратившийся к государю с просьбой разрешить печатать опровержения на мистические книги.

Все же в 1818 году духовный цензор петербургской семинарии Иннокентий добился закрытия “Сионского Вестника” и пропустил в печать противомистическое сочинение Станевича “Беседа на гробе младенца” (министр страшно рассердился на цензора за такую дерзость и сделал Комиссии духовных училищ грубый выговор). Станевич был выслан за границу. Влияние мистиков было ослаблено устранением кн. Голицына и угасанием Библейского общества. В 1822 году были закрыты масонские ложи.

Еще более серьезный удар мистики получили со вступлением на престол имп. Николая I, глубоко церковного, чуждого ложного мистицизма. По его повелению мистические книги изымались из библиотек, для рассмотрения их при Петербургской Академии был учрежден особый Комитет, работа которого привела к изъятию из обращения множества наиболее противных Православию сочинений.

Увлечение мистицизмом с конца 30-х годов сменило увлечение пресловутой философией Гегеля. В 50-х и 60-х гг., с ослаблением цензурных строгостей, огромное влияние в обществе и в среде учащейся молодежи получили работы Канта и позитивистов, Фейербаха и крайних материалистов, а отсюда уже рукой подать до социалистов и коммунистов.

Примечательно, что участники бунта против Николая I, т. н. декабристы, будучи сосланными в Сибирь, имели там богатые библиотеки, в которых находились и многие заграничные издания, запрещенные в России.

Белинский, кумир тогдашней молодежи, в 1847 году написал такие слова по поводу “Выбранных мест из переписки с друзьями” Гоголя: “Церковь же явилась иерархией, стало быть поборницей неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницей братства между людьми — чем продолжает быть и до сих пор.” По его мнению Вольтер со своими ядовитыми насмешками над всем священным и церковным “более сын Христа, плоть от плоти его и кость от костей его, нежели все ваши попы, архиереи, митрополиты и патриархи восточные и западные.”

Наблюдая такую глубокую духовную порчу в среде русской интеллигенции, епископ Выборгский Иоанн (Соколов) в 1866 году воскликнул: “Не кажется ли вам..., что жизнь наша как будто сдвинулась с вековых религиозных и нравственных оснований и, в разладе с народной верой и совестью, с отечественной любовью и правдой, при нашей внутренней несостоятельности, идет бурно невесть куда без разумных убеждений и сознательно верных стремлений? Народ! Помни Бога”.

На опасность ситуации в настоящем и для будущего указывал и затворник Вышенский еп. Феофан: “Встречаю людей, числящихся православными, кои по духу вольтериане, натуралисты, лютеране и всякого рода вольнодумцы... Память о детстве и духе родителей еще держит их в некоторых пределах. Каковы будут их собственные дети? И что тех будет держать в должных пределах?” “Поднялось скрытое гонение на христианство,” — печально констатировал он в другой раз.

Вспоминая ту французоманию, которая господствовала до войны 1812 года, Святитель говорил: “Нас увлекает просвещенная Европа. Да, там впервые восстановлены изгнанные было из мира мерзости языческие: оттуда уже перешли они и переходят к нам. Вдохнув в себя этот адский угар, мы кружимся, как помешанные, сами себя не помня.”

Решительно обличал опасные заблуждения гр. Л. Толстого архиеп. Херсонский Никанор (Бровкович).

Защитником крепкой церковности и нравственности на рубеже веков был и праведный о. Иоанн Кронштадтский и еп. Антоний (Храповицкий). В 1899 году Владыка писал, что народ, чуждый религиозной идее, покинувший спасительный корабль веры, — “это уже не народ, но гниющий труп, который гниение свое принимает за жизнь.”

Сектантство.

Одной из самых старых сект было хлыстовство или ересь людей Божиих. Появление ее относят к 1645 году. Основателем называют костромича Данилу Филиппова, первого хлыстовского “Саваофа.” Название она получила или от одного из их обрядов, при совершении которого члены секты хлещут себя жгутами и прутьями, или от искаженного названия “христовщина” (секта управляется “христами”).

Сектанты получали “вдохновение” плясками: вертелись, прыгали, махали руками, иные били себя палками. Хулили Евхаристию и тайну брака: вместо причастия раздавали свой хлеб, а по ночам предавались разврату.