История русского языка в рассказах

Но ведь в самом значении ‘гордый’ имеется внутреннее противоречие: гордый заносчив. Неистовый — неистов во всем. Так изменяется оценка гордости в слове буй, и уже с XIII века мы получаем неодобрительные свидетельства о лицах, которые паче меры гордели и буяли, т. е. сверх меры гордились и... ну, скажем, буяли. Новое значение слова долго существовало наряду со старым, потому что старое и новое фактически пока не пересекались. Одно из них имеет положительный оттенок и годится для хорошего человека. Другое имеет неодобрительное значение. Разница чисто стилистическая, нечеткая какая-то разница. Слово-перевертыш: и так и эдак годится.

Подобных слов-перевертышей много в древнем лексиконе. Напомню еще слово — победа. Странное дело: в корне — беда, а в целом слово означает благополучное ее завершение. В древнерусском языке это слово значило просто последствия общей для многих людей беды, результат сражения безотносительно к победе над врагом; победу праздновал и победитель, и оставшийся в живых побежденный. Победа приходила по беде, за бедой. И только со временем это слово закрепилось в одном из своих значений, либо в смысле поражения на поле брани (так случилось в юго-западных говорах Древней Руси), либо в смысле победы на поле брани (так случилось в северо-восточных говорах, и в этом значении слово сохранилось до наших дней в литературном русском языке).

В случае с буй дело иное, тут различие сугубо стилистическое, хотя и оно в известной мере зависит от точки зрения: сам себя ты считаешь гордым, а в глазах других — ты гордец. И после XV века остается только неодобрительный оттенок значения. Поскольку теперь уже ничего хорошего слово не обозначает, сразу же старое слово получает новое, совершенно конкретное значение; ‘неистовый и гордый’ становится ‘безумным’. А уж если безумным, значит, сумасшедшим. Как только слово-прилагательное сужает свое значение, становится однозначным и определенным, оно сразу же стремится стать существительным, потому что теперь оно обозначает существенную характеристику лица. Вот вам рассказ из римской истории в переложении древнерусского книжника (по списку XVI века): Брутъ же сынъ Мариевъ видѣвъ отчее неправедное заклание, сотворися буй... еже есть буйна вреженъ умом. Это значит: ‘Сын Мария Брут, увидев незаконное убийство своего отца, стал буйным, потому что буйный — это поврежденный в уме, сумасшедший’. Уже в тексте содержится пояснение, которое не оставляет сомнений в значении слова: буй — ‘тот, кто ведет себя буйно’.

Медленно отслаивается от общего имени новое существительное, одновременно ограничиваясь одним значением — ‘сумасшедший’. Прилагательное еще многозначно, особенно в соединении с суффиксом, ведь словом буйный и в наше время можно выразить и восхищение, и возмущение.

Существительное же закончило свои изменения еще одним поворотом. В словаре начала XVIII века слово буй объясняется как ‘дурак’. В чем смысл этого нового поворота? Перед нами использование одного слова для замены другого, не совсем приличного в обществе. Не всегда есть возможность для категорического утверждения: «Он — дурак» — гораздо приличнее сказать: «Он — буй». Ученые такие ’слова называют эвфемизмами (от греческого словосочетания, которое буквально значит: ‘говорю прилично’). В светском обществе петровского времени и стали дурака называть буем. Но уж если слово спустилось на уровень эвфемизма — дело плохо. Стоило только дураку догадаться, что буй — значит ‘дурак’ — и тотчас слово исчезло. Ведь теперь за этим словом нельзя спрятать свое отношение к дураку. Этот критический момент истории слова Б. А. Ларин не случайно заключает словами: «Эвфемизм завершает историю слова». Осталась пустая форма без всякого смысла. «Пфу!» — и нет ее.

Мы проследили историю нескольких слов. Представьте же себе весь русский словарь — около ста тысяч слов в литературном языке и почти четверть миллиона слов по всем русским говорам! И каждое из них на своем месте, т. е. в определенном говоре, в языке известного литературного персонажа, в нашей с вами речи, соединяясь с другими словами и отражая тем самым какое-то конкретное жизненное обстоятельство, ежеминутно видоизменяется, оставаясь тем ее менее все тем же словом! Для нас с вами сегодня, в наше время, то или иное слово, сколько бы раз его ни употребляли, — все то же самое слово, иначе мы просто не поняли бы друг друга в разговоре. И только сравнив употребление этого слова в наши дни и столетия назад, мы видим, что изменилось его значение или оно само изменилось (редко встречается, не всем понятно, стало архаичным).