История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I

Таким образом, в Северо-Восточной Руси колонизация и создание городов происходили по воле и инициативе князя, чувствовавшего себя уверенным и всемогущим господином, привлекающим переселенцев, мастеров и населявшим города. Так, князь Андрей Боголюбский похвалялся, что он всю Суздальскую землю «городами и сёлами населил и многолюдной учинил». Это вело к новой политической ситуации и расстановке сил, где деспотичные, всемогущие князья, опирающиеся на новые, основанные ими города (подвластные им, слабые и лишённые вечевых традиций) и на свою «младшую дружину» (слуг, дворян, холопов) выступают против немногих «старых» городов (основанных ещё до начала княжеской колонизации) и боярских кланов (местных старейшин, своей же «старшей дружины»). Такой расклад сил и обусловил специфику политической борьбы и политического развития данного региона. С.М. Соловьёв отмечал: «Разница между старыми и новыми городами та, что старые города, считая себя старее князей, смотрели на них, как на пришельцев, а новые, обязанные им своим существованием, естественно, видели в них своих строителей и ставили себя относительно их в подчиненное положение.» Поэтому, по словам С.Ф. Платонова: «Борьба князей со старыми городами влекла за собой неминуемо и борьбу новых городов со старыми. Эта борьба оканчивается победой князей, которые подчиняют себе старые города и выдвигают над ними новые. Полнота власти князя становится признанным фактом. Князь не только носитель верховной власти в стране, он её наследственный владелец, «вотчинник». На этом принципе вотчинности… власти строятся все общественные отношения, известные под общим названием «удельного порядка» и весьма несходные с порядком Киевской Руси.»

В чём новизна социально-политических отношений в Верхневолжской Руси? Отчасти изменились отношения князя с дружиной, боярством и вечем – в сторону усиления всемогущества князя. Если раньше дружина заключала с князем «ряд» (договор) и могла отказать ему в повиновении или уйти к другому князю, князья и дружинники были партнёрами, со своими правами и обязанностями (система вассалитета, подобная западноевропейской), то теперь между ними появляются элементы отношений подданства, при которых князь рассматривает и бояр, и дружинников, и всё свободное население, как своих слуг, холопов, обязанных ему безоговорочным и вечным подчинением. Кроме того, выступая одновременно и в роли политического руководителя, и верховного собственника земли, и основателя городов, и их защитника и судьи, князь сочетает в себе права высшей власти и права собственности, и потому не считает нужным ограничивать свою власть ни вечем, ни боярством, ни дружиной, ни традицией. Как заметил В.О. Ключевский: «Понятие о князе, как о личном собственнике удела, было юридическим следствием значения князя, как заселителя и устроителя своего удела». А, по мнению С.Ф. Платонова: «В лице князя произошло соединение двух категорий прав на землю: прав политического владельца и прав частного собственника». Отныне князь воспринимал себя не «находником», не временщиком – случайно приглашённым вечем города или ненадолго получившим по «лествичному праву» данную территорию (пока не освободится что-то получше) в качестве военного предводителя, но – полновластным хозяином земли, делящим ее на части (уделы) между сыновьями. Теперь захваты земель становятся основой и главным «нервом» княжеской внешней политики, навязчивой идеей, двигающей князьями (ибо захваты означают рост их силы, богатства, авторитета).

Следует отметить, что указанные процессы не получили окончательного и завершённого характера, а были лишь одной (хотя и преобладающей) из тенденций на северо-востоке Руси. Ведь и старое «лествичное право» (и представление о родовой собственности Рюриковичей на русскую землю), и вече, и боярство, и права дружины всё еще сохранялись (пусть и в урезанном виде), вызывая ожесточённую борьбу между князьями (опиравшимися на своих слуг, дворян и новые города) и боярством, вечем и старыми городами. Что же касается земельной собственности, то, наряду с «дворцовыми» землями, принадлежащими непосредственно князю, обрабатываемыми его холопами (доходы с них шли на содержание княжеского двора), сохранялись «чёрные» земли, находившиеся в пользовании вольных земледельцев, плативших князю умеренную дань, а также церковные и боярские «вотчинные» земли. На них земледельцы были лично свободны и могли переходить от одного хозяина к другому. В свою очередь, бояре и дружинники также имели право перехода от князя к князю – однако, это право в реальности ограничивалось как стремлением князей его урезать, так и связью бояр со своими землями, остававшимися на территории именно данного княжества.

В общем, социально-политическая ситуация на северо-востоке Руси, в целом способствовавшая усилению деспотической власти князей, оставалась динамичной и неопределённой. На протяжении столетия здесь сменились три ярких фигуры – три князя, стремившихся к самовластию внутри своих княжеств и к доминированию надо всей остальной территорией Руси.