Преобразования в области культуры и просвещения в петровскую эпоху, как и иные реформы, носили лавинообразный, насильственный и хаотический характер и диктовались как потребностями армии и промышленности, так и общим стремлением самодержца искоренить русскую «старину» и перенимать европейские обычаи. Государство властно вмешивалось в быт, одежду, привычки общества, перекраивая его на новый лад и подвергая глумлению и отрицанию традиционную народную культуру. Суть петровской программы в этой области Б. Кагарлицкий передал так: «Если русские не могут обойтись без западных европейцев, русские дворяне сами должны стать иностранцами… В плане культуры, потрясение было действительно грандиозным. На протяжении жизни одного поколения был разрушен один мир и создан другой. Культурный изоляционизм сменился открытостью, страх перед Западом – ориентацией на иностранные образцы. Даже язык изменился из-за введения массы немецких и голландских слов, обозначающих множество незнакомых ранее понятий…. Начала насаждаться система просвещения. Была реформирована орфография. Сменился календарь. Появились новые праздники. Быт, обычаи правящего класса стали западными. Изменилась архитектура, следовательно, и облик городов».
А Максимилиан Волошин так поэтически ярко высказался об этих переменах:
И в самом деле, бесцеремонное а наглое вмешательство государства в частную жизнь подданных, (точнее, непризнание за подданными какого-либо права на частную жизнь!), грубое насилие, демонстративное оскорбление народных святынь, некритическое насаждение европейских обычаев, принявшее характер «кампании» и «моды» – всё это сочеталось в политике Петра I. Государство в лице императора формировало и перекраивало общество на свой лад: брило броды, вводило новый календарь и новый шрифт, принудительно насаждало употребление табака, газеты и музеи. С Запада заимствовались технические достижения и те монументальные формы искусства, которые могли быть использованы в имперской пропаганде (массовые праздники, статуи, фейерверки), но отнюдь не идеи личной свободы. Всё это не безосновательно воспринималось населением, как культурная катастрофа.
Именно со времён петровских реформ возникает чудовищная пропасть между двумя Россиями – официальной, петербургской, образованной, говорящей на иностранных языках, рядящейся в иноземное платье и – провинциальной, сельской, общинной, бородатой, живущей в рабском состоянии и непосильном труде. Эти две России не знали, и не понимали друг друга, причём первая жила за счёт второй, а вторая периодически выражала свой протест против первой в грандиозных крестьянских восстаниях.
По словам философа-эмигранта середины XX века Георгия Федотова: «Результат получился приблизительно такой же, как если бы Россия подверглась польскому или немецкому завоеванию, которое, обратив в рабство туземное население, поставило бы над ним класс иноземцев-феодалов, лишь постепенно, с каждым поколением, поддающийся неизбежному обрусению». Насаждаемое сверху палочное «просвещение», дворцы и гранитные набережные Невы, новые школы, блеск столичного света лишь оттеняли поголовную неграмотность народа, живущего своей патриархально-общинной жизнью и оплачивающего эту роскошь и поверхностное «просвещение». Пётр I усугубил церковный раскол русского общества, начатый в XVII веке, и сделал его всеобъемлющим, непреодолимо глубоким, тотальным и общекультурным. Два столетия самодержавие, со своей стороны, и интеллигенция, со своей, будут пытаться преодолеть пропасть, отделившую их от народной жизни, причём порой эти попытки обернутся дешёвым цирковым фарсом (вроде теории «официальной народности» Николая I), а порой – высокой трагедией («хождение в народ» интеллигенции 1870-ых годов).
Если в середине XVII века, после Смутного времени, в России официально насаждалась изоляция от западной культуры, националистическая ксенофобия и чувство превосходства русских перед иноземцами, то с эпохой Петра I всё оказалось перевёрнуто наизнанку и обернулось слепым копированием европейских традиций, одежды, речи, техники… Хорошим тоном при дворе становится глумление над старой русской верой, одеждой, пищей, нравами, культ «Бахуса», употребление к месту и не к месту иноземных слов, заполнивших официальную речь.