История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том II

Время 1830-ых – 1840-ых годов стало, по словам А.И. Герцена, «временем наружного рабства и внутреннего освобождения», когда в маленьких дружеских кружках, в студенческих аудиториях и московских салонах кипела интенсивная духовная жизнь, и были поставлены вопросы о смысле русской истории и о реальном вкладе России в мировую культуру. Вопреки виселицам и ссылкам декабристов, гибели на дуэли Пушкина и Лермонтова, ссылке в солдаты поэта Александра Полежаева (за вольнолюбивые стихи), разгрому кружка «петрашевцев» (приговорённых к расстрелу всего лишь за крамольные речи, чтение книг Ш. Фурье и переписывание запрещённого письма Белинского к Гоголю), шпионам и доносам зловещего Третьего Отделения, вопреки казённой теории «официальной народности», мыслящие и порядочные люди России отвергали имперскую «славу, купленную кровью», гнёт самодержавия, произвол бюрократии, крепостное рабство. При этом возникали существенные расхождения и в оценках настоящего, и в образах прошлого и желаемого будущего.

Первым публично осмелился выступить один из величайших русских мыслителей, основоположник русской философии Пётр Яковлевич Чаадаев (друг Пушкина и декабристов), который в 1836 году опубликовал первую статью из своих «Философических писем» в журнале «Телескоп». В ней он, вопреки теории «официальной народности», указывал на историческую отсталость и бедственное положение России, отсутствие в ней свободной мысли, самостоятельной инициативы, её изоляцию от вселенской (католической) христианской церкви. «Мы – пробел в нравственном миропорядке», «враждебный всякому истинному прогрессу», «прошлое России – пусто, настоящее – невыносимо, а будущего у неё – нет», – такие горькие истины были непривычны для русского читателя и совсем невыносимы для власти. Выход в свет чаадаевской статьи А.И. Герцен назвал «выстрелом пушки в ночи», а её написание – «подвигом честного человека». Журнал, опубликовавший статью, был закрыт, его издатель отправлен в ссылку, а П.Я. Чаадаева по царскому приказу… объявили сумасшедшим (как уже было пророчески предсказано Грибоедовым, одним из прототипов Чацкого у которого был Чаадаев, и как не раз потом будут делать с инакомыслящими в СССР), ему запретили что-либо публиковать и выходить из дома.

Если ответом власти на выступление Чаадаева, разумеется, явились репрессии, то ответом общества – начало знаменитого спора между «западниками» и «славянофилами» (спора, который продолжается, немного меняя форму, и по сей день). И «западники», и «славянофилы», однако, относились к одной духовной среде, одинаково глубоко ненавидели рабство и унижение человеческого достоинства со стороны николаевского режима и одинаково требовали отмены крепостного права. И те и другие бились над решением одного и того же вопроса – как преодолеть указанную Чаадаевым отсталость и несвободу русской жизни, но ответы давали разные: идти общим путём с Европой, догоняя её (западники), или же найти в самобытности, непроявленности сил русского народа залог будущего величия России (славянофилы). Не зря примыкавший в те годы к «западникам» Герцен подчёркивал: «Наше сердце билось одно, но головы, как у двуликого Януса, смотрели в разные стороны». И славянофилы, и западники создали себе своего рода утопии, только утопия славянофилов находилась в прошлом (Московское царство XVII века до Петра I), а утопия западников – на современном Западе. Одни противопоставляли идеальную Древнюю Русь (вымышленную) порокам реального Запада, другие противопоставляли западные идеалы гуманности и свободы бедствиям современной России. А.И. Герцен писал о западниках: «Европа нужна нам как идеал, как упрёк, как благой пример; если она не такая – её надо выдумать».