История русского романа. Том 1

Метод «апофеозы» и критики резко обнаружился уже в первом романе Тургенева. К. С. Аксаков писал Тургеневу: «… характер Рудина не широко развит; но тем не менее повесть имеет большое достоинство, и такое лицо, как Рудин, замечательно и глубоко… Нужна была зрелость созерцания для того, чтобы видеть пошлость рядом с необыкновенностью, дрянность рядом с достоинством, как в Рудине».[746] Критическое начало в изображении Лаврецкого, «законно — трагическое» положение которого, по определению Добролюбова,[747] как бы исключает иронию, сказывается и в неумении этого героя правильно определить свои отношения с крестья нами, и в горьком сознании того, что роль лучших людей 40–х годов все- таки уже сыграна до конца. Лаврецкий не случайно уступает дорогу «молодым силам» и уходит не замеченный ими. В «Накануне» «апофеоза» «сознательно — героической натуры»,[748] Инсарова, также сочетается с элементами критического отношения к герою. «Я хочу пояснить Вам, — иисал Тургенев графине Ламберт, — почему именно между моей дочерью и мною мало общего: она не любит ни музыки, ни поэзии, ни природы, ни собак, а я только это и люблю, … она заменяет недостающее ей другими, более положительными и полезными качествами; но для меня она — между нами — тот же Инсаров».[749] Это признание свидетельствует о том, что изображение без критики даже бесспорно положительных явлений не мыслится Тургеневым. Критика в данном случае противостоит, но не противоречит «апофеозе».

Наиболее сложное и законченное выражение метод «апофеозы» и критики нашел в романе «Отцы и дети». «Апофеоза» Базарова в романе несомненна. В 1874 году, в письме к А. П. Философовой, Тургенев следующим образом характеризует Базарова: «А Базаров все‑таки еще тип, провозвестник, крупная фигура, одаренная известным обаянием, не лишенная некоторого ореола…» (XII, 466). Умом, широтой своих взглядов и задач, полным отсутствием барства, мужеством и твердостью Базаров подавляет всех других героев романа. Тургенев имел основание утверждать, что Базаров — это «торжество демократизма над аристократией», что вся его «повесть направлена против дворянства, как передового класса» (344, 340). И вместе с тем «апофеоза» Базарова в романе сочетается с критическим освещением нового общественного типа, одни черты которого импонировали Тургеневу, а другие смущали его, вызывали у него сомнение.

Добролюбов считал, что для нового человека разлад с самим собой возможен только в пору формирования нового мировоззрения; когда же эта работа будет завершена, новая идеология и практическое применение — ее превратятся в такую же необходимую потребность нового человека, как «потребность есть и пить». Базаров во многом близок идеалу Добролюбова: он органически не может не думать и не делать того, что он думает и делает; даже на смертном одре он остается прежним Базаровым. И однако Базаров не достиг гармонии выработанных идей со своей личностью. Базаров иногда как бы возвращается к тому периоду исканий, противоречий, разногласий с самим собой, который подразумевался Добролюбовным как одна из первых стадий становления нового мировоззрения. Базарова порою пугает, ставит в тупик собственная решительная беспощадность. «Вон молодец муравей тащит полумертвую муху. Тащи ее, брат, тащи! Не смотря на то, что она упирается, пользуйся тем, что ты, в качестве животного, имеешь право не признавать чувства сострадания, не то что наш брат, самоломанный!» (III, 292). В Базарове его беспощадное отрицание временами сказывается как болезненное насилие над своей натурой; такие случаи происходят довольно часто. Базаровская этика во многом противоречит этике революционно — демократической, а вражда к силам, угнетающим народ, перерастает у него иногда в скептическое отношение к самому народу.

Пытаясь вывести сына из мрачного настроения, старший Базаров пробует заговаривать с ним на темы, которые, как он полагает, должны быть особенно интересны для него: об освобождении крестьян, о прогрессе. Младший Базаров отвечает с злым унынием: «Вчера я прохожу мимо забора и слышу, здешние крестьянские мальчики, вместо какой‑нибудь ста-