История русского шансона

«Посмотреть сейчас эстрадный репертуар 1925–1928 годов — это значит окунуться в черную тину всевозможной фокстротщины, цыганщины, „блатной“ песни, бесчисленных перепевов дореволюционных „интимных“ песенок…» — сетует корреспондент «Рабочего театра» (1931 г.).

Об этимологии определения «блатной» много пишут филологи. Единое мнение на этот счет отсутствует: корни ищут в английском (blood — «кровь»), польском (blat — «взятка» (жарг.), немецком (Blatt — «лист бумаги»), идише (blat — «посвященный»). Считается, что в русской лингвистической литературе слово впервые появилось в 1908 году в словаре В. Ф. Трахтенберга «Блатная музыка. Жаргон тюрьмы» в значении «член воровской шайки».

^{Обложка журнала «Соловецкие острова» (1929).}

В середине 20-х годов, когда враги новой советской власти только начинали обживать Соловки, режим там был относительно либеральным. Заключенные даже выпускали журнал «Соловецкие острова», где печатались материалы, за которые в 1937-м их авторам грозил бы как минимум новый срок. В одном из первых номеров лагерного издания, в разделе «Юмор»(!), появились пародии под заголовком: «Кто что из поэтов написал бы по прибытии в Соловки?»

Среди воображаемых стихов Пушкина, Маяковского, Есенина (вот уж икалось, наверное, двум последним) появилось стихотворение Игоря Северянина «В северном коттедже», где есть такое четверостишие:

Ах, здесь изыск страны коллегиальной,
Здесь все сидят — не ходят, а сидят,
Но срок идет во фраке триумфальном
И я ищу, пардон, читатель, blat…

Михаил Шелег в книге «Две грани одной жизни» пишет:

«Когда большевики экспроприировали имущество у буржуазии, то это законно награбленное добро они складировали в специальных хранилищах — спецхранах. Охранять спецхран и выдавать по предъявлении специального мандата бобровые шубы, обувь, белье, предметы быта, продукты и, конечно же, спиртное назначался человек стойкий, честный и, главное, неподкупный. На такую должность чаще брали немцев из числа бывшей складской администрации. Революционных матросов и разных прочих пролетариев комиссары на такую службу назначать опасались по известным причинам.

Немец, плохо говоривший по-русски, требовал от просителя бумагу с печатью. Так и говорил: „Вlatt, blatt…“ — и без этой „блат“ ничего не выдавал!»

Так в СССР, во времена тотальной нехватки всего — от табака до гвоздей — жаргонное слово обрело второй смысл — «полезные связи», благодаря которым можно получить какие-то блага в обход общепринятых правил.

Все это занимательно, но все же какую песню считали «блатной»?

Первые годы советской власти таковыми полагали только песни о преступном элементе с активным использованием в тексте воровского арго, т. е. «блатной музыки».

В журнале «Цирк и эстрада» (1929 г.) безымянный автор сокрушался: