История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие

В ноябре 1911 г. Северянин написал стихотворный «Пролог. Эгофутуризм» и включил его в свой сборник «Громокипящий кубок», став изобретателем нового течения. В январе 1912 г. в Петербурге им были опубликованы в виде листовки «Скрижали Академии эгопоэзии». Принципиальным отличием эгофутуризма от группы «Гилея» было в том, что кубофутуристы ратовали за групповую дисциплину, «общий фронт» преобразования искусства, а эгофутурист И. Северянин настаивал на обособлении «единицы», акцентировал права творца-индивидуалиста, абсолютизировал цели творчества как предельного самовыражения своего «эго».

Началом Академии Эгофутуризма был созданный и разосланный по редакциям манифест, на который пришли отклики, в основном отрицательно-ругательные. Северянин удивлялся: «А, в сущности, и браниться-то было не за что, так как ничего чудовищного в нашем манифесте не было. Просто мы пытались в нем доказать … что в мире есть только одна бесспорная истина – душа человеческая, как составная часть Божества» [217].

В сентябре 1912 г. Северянин опубликовал листовку «Интуитивная школа «Вселенский эгофутуризм» (Грядущее осознание жизни и искусства)», в которой утверждал (орфография оригинала сохранена. – С.К.): «Признание Эгобога (Объединение двух контрастов). Обрет вселенской души (Все-оправдание). Восстановление Эгоизма, как своей индивидуальной сущности. Беспредельность искусствовых и духовных изысканий. Каждый искусствовик или мыслитель, солидарный в доктринах с основателем, есть Эгофутурист. Эгофутурист не имеет ничего общего с футуризмом Итало-французским: 1) Иностранные футуристы осмертили местоимение «я», 2) Они не знают всеоправдания» [218].

Северянин категорически не принимал программу Ф. Маринетти. Отличие от итальянского футуризма состояло не только в прибавлении приставки «эго», но и в идейной сущности новой программы. Маринетти и его последователи манифестировали полный разрыв с традиционной культурой, утверждали эстетику урбанистической цивилизации с ее динамикой, безличностью, имморализмом, стремились передать фиксируемый сознанием «человека толпы» хаотический пульс технизированной «интенсивной жизни», мгновенной смены событий и переживаний. Но их поиски новых средств речевой выразительности (аффектированный, «свободный» синтаксис, звукоподражания и т. п.) были по существу «реформой» в области идеологии, а не в области поэтического языка и художественного познания мира и человека в нем.

Северянину оказался принципиально чужд культ силы и насилия, апология войны как «гигиены мира». Эта позиция была для поэта столь принципиальной, что будучи в Белграде в 1930 г., он со всей определенностью сказал: «Футуризм, основанный мною в России, резко отличался от футуризма Маринетти в Италии. Прежде всего объясню вам идейные различия между русским и итальянским футуризмом. Итальянский футуризм отрицал всякую традицию … Между тем я в своем футуристическом манифесте оградил себя от итальянского влияния, специально подчеркнув свою идеологическую ориентацию на прошлое, свое принятие традиций. Став на такую позицию, я смог приступить к созданию эгофутуризма и школы эгсшоэзии. Моей главной целью было утверждение своего «Я» и будущего. А главной доктриной была Душа – Истина» [219]. Негативное отношение к итальянскому футуризму Северянина подтверждается и рядом свидетельств современников этой эпохи. В воспоминаниях «Петербургские зимы» Г. Иванов, рассказывая о вечере Ф. Маринетти в Москве в 1914 г., подчеркнул неучастие в нем Северянина [220].

Произошедший раскол внутри эгофутуризма отразился в изданном Северяниным «Эпилоге Эгофутуризма». Он, считая себя единственным последовательным представителем этого течения, равно как и его единственным автором, в открытом письме, напечатанном в «Биржевых ведомостях» (1912 г., 21 ноября), дал знать о том, что трое из четверых эгофутуристов выбыли и что он желает «быть впредь поэтом безо всяких этикеток и ярлычков». Текст объявления Северянина утверждал приоритет будущего: «…мое творчество доказательно. Теперь, когда для меня миновала надобность в доктрине: «Я – в будущем», и находя миссию своего Эгофутуризма выполненной, я желаю быть одиноким, считаю себя только поэтом, и этому я солнечно рад. Моя интуитивная школа «Вселенский Эго-Футуризм» – путь к самоутверждению. В этом смысле, она – бессмертна» [221].

Философия индивидуализма, граничащая с эгоцентризмом, характерная для Северянина раннего периода творчества, в какой-то мере отражала культ гения, восходящий к учению Ф. Ницше, чьи идеи захватили воображение многих представителей Серебряного века, а «эго» корреспондировало учению 3. Фрейда об «эго» как основе личности. Встав во главе литературной группы, Северянин не увлекся теоретизированием и полемикой. Возможно, его привлекало признание со стороны заслуженно известных поэтов-символистов.