История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

С первых страниц второй книги романа Бородины читают газету «Правда», в которой твёрдо говорится о том, что «по теории классовой борьбы – каждая собственность калечит отношения между людьми». Сначала эта мысль кажется «эдакой чертовщиной», но стараниями Возвышаева и Сенечки Зенина стала повесткой дня. Самые мудрые, как Скобликов, уезжают из села, оставляют дом, всё нажитое, а лодырь и бедняк Якуша Ротастенький наблюдает, как бы чего не взяли из того, что подлежит конфискации, как бы ничего не взяли из того, что может перепасть ему, бедняку. Возвышаев разорил церковь, арестовал священника, Сенечка провёл собрание актива, определили списки кулаков, по его словам, Тихановский сельсовет занизил наши возможности по сдаче ржи, вместо тысячи пудов ржи он назвал новую цифру – 5230 пудов. Словом, многое и в этом романе повторяет ход событий конца 1929 года. Доносы в райком партии, разбор этих доносов, наказание полемистов, подлинный разбой против тех, кто якобы срывает сбор налогов и неплатежей. Но в романе Бориса Можаева интересен разговор между учителем Успенским и Наумом Ашихминым, и «черноволосым худым человечком в защитном френче с накладными карманами» (Там же. Т. 4. С. 87), о русском национальном характере. Наум Ашихмин уже сталкивался в школе с Успенским, «не то монархистом, не то эсером, не то портяночным славянофилом». Ашихмин читал лекцию в школе, развивая мысль о том, «что Клюев, Клычков и Есенин поэты не крестьянские, а скуфейные, религиозные пропагандисты. У них нет описаний трудовых крестьян. Одни праздники религиозные, символы веры, поповщина, одним словом. А он стал доказывать, что символы веры – суть духовные черты русского крестьянства» (Там же. С. 90). И эта встреча Ашихмина и Успенского состоялась. Когда Ашихмин шёл на встречу с Успенским, он с ненавистью продирался через эту слякоть и грязь непролазную, «к глубоким оврагам посреди села, ко всему этому тмутаракановскому распорядку жизни». И он вспомнил статью Михаила Кольцова, «в которой он отстегал заштатный мир окостенелого домостроя и дикости». Наум Ашихмин пришёл сюда устанавливать социализм, а это и «осуждение старого быта» и «беспощадное выколачивание хлебных излишков из потаённых нор двуногих сусликов» (Там же. С. 93). Отец его касимовский татарин, купец, держал отары овец и дубильный завод, в начале века принял крещение, в семье заправляла его жена, «завзятая театралка и даже сочинительница пьес, которых никто не печатал и не ставил». «Наум терпеть не мог этих патриотов… Тезка его и двоюродный брат по материнской линии Наум Кандыба, анархист и боевик, сгинувший потом где-то в Америке, любил говорить: «Кто надёжный патриёт? – Совершенный идиёт». После неудачных попыток прорваться на верх партийной лестницы Наум Ашихмин наконец попал в агитпроп, действовал «решительно и беспощадно» и взял себе псевдоним – Неистовый. В разговоре с Успенским он озвучил главную проблему в крестьянском обществе – пришла «сплошная коллективизация», а «коллективизация есть борьба со всем старым укладом жизни… Подошло время тряхнуть как следует посконную Русь». И Ашихмин процитировал статью Михаила Кольцова, опубликованную в газете «Правда»: «Пусть пропадёт косопузая Рязань, за ней толстопятая Пенза, и Балашов, и Орёл, и Тамбов, и Новохопёрск, все эти старые помещичьи, мещанские крепости! Или все они переродятся в новые города с новой психологией и новыми людьми, в боевые ставки переустройства деревни…» Спор продолжался вяло, это «отдаёт старым головотяпством», пока Ашихмин не заговорил о разрушении уклада жизни. Успенский возразил и Ашихмину, и Михаилу Кольцову: «– Уклад жизни, быт и особенно традиции формируют национальный характер… А национальный характер есть главная сила или, если хотите, центр тяжести нации. Без национального характера любая нация потеряет остойчивость и распадётся как единое целое.

– Ах, вот как! – подхватил Ашихмин, весь оживляясь. – Вот вы и попались! Национальный характер – фикция, вымысел. Его выдумала буржуазия, чтобы одурачивать пролетариат. Удобнее эксплуатировать в эдаком трогательном единстве национальных интересов. Ах, мы русские! Мы одним миром мазаны. У нас одна задача, одна цель, одно отечество. Вы любите своё отечество, свой уклад, свою историю, свой язык, свои города и веси, а мы вас будем потихоньку околпачивать, заставлять вас работать не столько на себя, сколько на нас, блюстителей этого уклада, да языка, да любви к отечеству. А? Что?.. У пролетариата нет отечества! Его отечество – всемирная революция… Вот почему надо разрушать эти затхлые миры и выходить на простор интернационального общения…» (Там же. С. 99—100). Спор ещё долго продолжался, обе стороны обозначили свои позиции, Успенский, как «красный командир», разоблачил Ашихмина в том, что якобы и он воевал в годы Гражданской войны, и с горечью заявил, что он не может равнодушно молчать и смотреть, «как лютуют эти самозванцы, выбрасывают на мороз ни в чём не повинных людей» (Там же. С. 111).