История русской литературы второй половины XX века. Том II. 1953–1993. В авторской редакции

И задумались мужички. Разломать-то разломали, а не очень-то торопятся заново построить разрушенное. А если начинают делать, то торопливо, как будто не для себя, как будто на минутку, а не навек строят. Ломай, если сделаешь лучше. А если изломал, а сделать лучше не умеешь, то ты вредитель вечного людского дела.

К таким размышлениям приходят герои романа. Нет, ещё не всё разрушенное революцией и Гражданской войной восстановлено не только в селе, но и в душах самих людей. Вот такие размышления одолевают автора.

Некогда богатейшее село славилось своими торговыми ярмарками, обилием всяческих продуктов и ремесленных изделий, а сейчас словно кровью истекает от смертельных ран, хотя здесь боёв и не было. Почему всё это происходит на глазах у жителей села?

Иван Акулов и пытается ответить на этот нелёгкий вопрос. Многие собственные мысли автор доверяет высказывать замечательному человеку, Семёну Григорьевичу Оглоблину, настоящему партийцу, болеющему за положение в деревне, хотя судьба определила жить ему в городе, занимая заметные посты в районном масштабе. То заведовал дорожным отделом Ирбитского округа, то земельным. А мысли его почти всё время уносили в родную деревню Устойное, где жили его родственники, много было знакомых, близких. В земельном отделе он надеялся помочь «мужику-трудовику укрепляться в новой жизни через добро и согласие…». Не раз приходили Оглоблину мысли, что жизнь крестьянская тяжка, «нету покоя мужику от хозяйских забот и неуправ, горьки его сны, как незрелая рябина», но «встающее солнце застаёт мужиков и баб на покосе». И почему одни мужики и бабы любят крестьянскую работу и ждут страду, «как званый пир, где можно отвести душу и погулять по горячей земельке до полного изнеможения», а другие только в полдень приезжают на свою делянку… Ну и ясно, что по-разному и живут, одни побогаче, другие победнее.

Оглоблин много размышляет о крестьянской судьбе:

«Русский крестьянин своей подвижнической судьбой заслужил великие похвалы. В далёкой давности царёвы слуги загнали беглых мужиков в лесные и суровые дебри, где каждый лоскуток хлебородной пашни приходилось брать надсадой не одного поколения. Не легче выпала доля и тем, кто пришёл в мир на обустроенную и обжитую отцами деляну. Та земля могла кормить только трудолюбивых и выносливых, потому что сама она уходит на полгода под снег и впадает в ледяной беспробудный сон. Надо иметь неизбывную душевную стойкость, чтобы на холодных бескрайних землях с одной сохой утвердить хлебопашество. В постоянном поединке с неодолимой зимой, гибельным бездорожьем, частыми недородами мужик учился вести своё хозяйство неуронно, и в самые лютые морозы, когда до звона леденеет воздух и на лету замерзают птицы, под тёплой крестьянской рукой телятся коровы, поросятся свиньи, в котухе петух опевает грядущую весну. В заснеженных околицах от стужи и холода дохнет зверьё, а в избе мужика пахнет хмельным пивом, потому что на святки завязана свадьба.

Где мужику взять силы, чтобы всё сохранить, всё обогреть, чтобы плодилась живность, чтобы кошка, уютный зверёк, по утрам, сидя на припечке, замывала непременных гостей? Перед лицом немилосердной судьбы русский крестьянин обречён на труд до забвения и бессилия. Иначе – не приведи господь оборваться его многодетной семье: в бесхлебную пору никто на белом свете не пособит ему, вымрет скоротечно весь мужицкий корень. Залог верного, неугасающего и приплодного двора в бесконечном припасении. Когда день кормит год, а год – поколение. И да простится сибиряку кровная тяга к сусеку. Потому как скудное солнышко не посулит ему два урожая, не даст самородных плодов, не угостит пряным вином…»

И не только об этом приходится думать Оглоблину. За годы советской власти «среди крестьян усилился рост и укрепление середняцких хозяйств, произошли заметные передвижения бедноты в состоятельных хозяев. Лидерам оппозиции в корне не нравилось укрепление экономики и товарности советской деревни, и они торопились вбить клин между трудовой деревней и городом, требуя возрождения методов военного коммунизма. Они считали, что середняк – это эксплуататор и никогда не станет союзником рабочего класса и потому-де надо смело идти на разлад с ним. Антисередняцкий уклон, этот буржуазный предрассудок, толкал недальновидных руководящих товарищей в центре и на местах на путь разрыва с крестьянином, на путь форсированного загона его в государственные кооперативы, где у мужика должны остаться только рабочие руки. Сбивая таким образом деревню с партийного курса, оппозиция настаивала на создании «союза деревенской бедноты», чтобы противопоставить его основной массе крестьянства, кормившей страну и армию…». Оглоблин с ужасом думал о возгласах, которые не раз слышал, что к крестьянам надобно применять насильственные и несдержанные действия в деревне – это сразу отпугнёт крестьян от земли, нарушит сложившиеся производственные силы в сельском хозяйстве. С яростью думал Оглоблин по поводу предложений оппозиции. Деревне нужны только мирные средства.