Читаем История русской литературы X—XVII веков полностью

К этому выводу, положившему начало многолетним разысканиям в области древнейшего русского летописания, А. А. Шахматова привел, в частности, следующий факт: «Повесть временных лет», сохранившаяся в Лаврентьевской, Ипатьевской и других летописях, существенно отличалась в трактовке многих событий от другой летописи, повествовавшей о том же начальном периоде русской истории, — Новгородской первой летописи младшего извода. В Новгородской летописи отсутствовали тексты договоров с греками, князь Олег именовался воеводой при юном князе Игоре, иначе рассказывалось о походах Руси на Царьград и т. д.

А. А. Шахматов пришел к выводу, что Новгородская первая летопись в своей начальной части отразила иной летописный свод, который предшествовал «Повести временных лет»[86].

Попытки другого видного исследователя русского летописания — В. М. Истрина[87] найти различиям «Повести временных лет» и рассказа Новгородской первой летописи иное объяснение (что Новгородская летопись будто бы сокращала «Повесть временных лет») были безуспешны: точка зрения А. А. Шахматова была подтверждена многими фактами, добытыми как им самим, так и другими учеными[88].

В настоящее время история древнейшего летописания представляется в следующем виде.

Устные исторические предания существовали задолго до летописания; с возникновением письменности, вероятно, появляются и отдельные записи исторических событий, однако летописание как жанр возникает, видимо, лишь в годы княжения Ярослава Мудрого (1019-1054). В это время принявшая христианство Русь начинает тяготиться византийской церковной опекой и стремится обосновать свое право на церковную самостоятельность, так как Византия была склонна рассматривать государства, в христианизации которых она принимала то или иное участие, как духовную паству константинопольского патриархата, стремилась превратить их в своих вассалов и в политическом отношении.

Именно этому решительно воспротивился Ярослав, поставив в Киеве в 1051 г. русского митрополита Илариона и добиваясь канонизации первых русских святых — князей Бориса и Глеба. Эти действия должны были укрепить церковную, а также и политическую независимость Руси от Византии, поднять авторитет молодого славянского государства.

Киевские книжники утверждали, что история Руси подобна истории других христианских государств. Здесь также были свои христианские подвижники, пытавшиеся личным примером побудить народ к принятию новой веры: княгиня Ольга крестилась в Константинополе и убеждала своего сына Святослава также стать христианином. Были на Руси и свои мученики, например варяг и его сын, растерзанные толпой язычников за отказ принести жертву языческим богам. Были и свои святые — князья Борис и Глеб, убитые по приказанию своего брата Святополка, но не преступившие христианских заветов братолюбия и покорности старшему. Был на Руси и свой «равноапостольный» князь Владимир, крестивший свой народ и тем самым сравнявшийся с Константином Великим, императором, объявившим христианство государственной религией Византии[89].

Для обоснования этой идеи, как предполагает Д. С. Лихачев[90], и был составлен свод преданий о возникновении христианства на Руси. В него вошли рассказы о крещении и кончине Ольги, рассказ о варягах-христианах, сказание о крещении Руси, сказание о князьях Борисе и Глебе и, наконец, обширная похвала Ярославу Мудрому (отражение которой мы находим в статье 1037 г. «Повести временных лет»). Все шесть названных произведений обнаруживают, по мнению Д. С. Лихачева, «свою принадлежность одной руке... теснейшую взаимосвязь между собою: композиционную, стилистическую и идейную»[91].

Этот свод статей (Д. С. Лихачев условно назвал его «Сказанием о распространении христианства на Руси») мог быть составлен в первой половине 40-х гг. XI в. книжниками Киевской митрополии.

Следующий этап в развитии русского летописания приходится уже на 60-70-е гг. XI в. А. А. Шахматов связывал его с деятельностью монаха Киево-Печерского монастыря Никона. Ученый основывался на следующем наблюдении. Никон, подвизавшийся в Киево-Печерском монастыре, после ссоры с князем Изяславом, бежал в далекую Тмуторокань (княжество на восточном берегу Керченского пролива), а в Киев вернулся снова только в 1074 г. А. А. Шахматов обратил внимание, что точные даты в летописи словно бы «сопутствуют» Никону: в летописных статьях за 60-е гг. отсутствует точная датировка событий в Киеве и на Руси, но зато содержатся (с указаниями дня, когда совершилось событие) сведения о том, что произошло в Тмуторокани: как был изгнан явившимся сюда Ростиславом Владимировичем князь Глеб и как сам Ростислав был отравлен некоим котопаном (греком-священником).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Льюис Кэрролл
Льюис Кэрролл

Может показаться, что у этой книги два героя. Один — выпускник Оксфорда, благочестивый священнослужитель, педант, читавший проповеди и скучные лекции по математике, увлекавшийся фотографией, в качестве куратора Клуба колледжа занимавшийся пополнением винного погреба и следивший за качеством блюд, разработавший методику расчета рейтинга игроков в теннис и думавший об оптимизации парламентских выборов. Другой — мастер парадоксов, изобретательный и веселый рассказчик, искренне любивший своих маленьких слушателей, один из самых известных авторов литературных сказок, возвращающий читателей в мир детства.Как почтенный преподаватель математики Чарлз Латвидж Доджсон превратился в писателя Льюиса Кэрролла? Почему его единственное заграничное путешествие было совершено в Россию? На что он тратил немалые гонорары? Что для него значила девочка Алиса, ставшая героиней его сказочной дилогии? На эти вопросы отвечает книга Нины Демуровой, замечательной переводчицы, полвека назад открывшей русскоязычным читателям чудесную страну героев Кэрролла.

Вирджиния Вулф , Гилберт Кийт Честертон , Нина Михайловна Демурова , Уолтер де ла Мар

Детективы / Биографии и Мемуары / Детская литература / Литературоведение / Прочие Детективы / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Литературоведение / Ужасы и мистика