История русской литературы XIX века. Часть 3: 1870-1890 годы

Гордо называя себя "русским попом", Савелий Туберозов желает сполна соответствовать этому званию. Состояние героя подтверждают слова, которыми он ответил на совет предводителя Туганова "поберечь себя": "Бережных и без меня много; а я должен свой долг исполнять". Вот почему отца Савелия так беспокоит содержание его проповедей, посредством которых он стремится воздействовать на умы и сердца прихожан, стараясь заронить в них добрые семена. Связывая со словом проповедника исполнение долга священника, Туберозов воспринимает проповедь единственно как "живую речь, направляемую от души к душе" во имя христианских идеалов единения людей, братской любви друг к другу. Уверенный, что слово истинного проповедника "падает из уст, как уголь горящий", он не может смириться с "холодностию бесстрастною" официальной церковной проповеди. Болью отзывается в Савелии Туберозове и распространившееся в церковных кругах "небреженье о молитве…, сведенной на единую формальность". В этой ситуации его потрясла удивительная своим содержанием молитва бедняка Пизонского, возносящего Всевышнему просьбу взрастить хлеб на засеваемом им поле "на всякую долю": "на хотящего, просящего, на производящего и неблагодарного". Такой молитвы, исполненной неподдельной искренности и заботливости о ближнем, по словам Туберозова, "он никогда не встречал… в печатных книгах".

В конечном итоге Туберозов отказывается идти на компромисс с церковными властями, вознамерившимися регламентировать и направлять его проповедническую деятельность, "любимый дар" отца Савелия: "Я сей дорогой не ходок. Нет, я против сего бунтлив, лучше сомкнитесь вы, мои нельстивые уста, и смолкни ты, мое бесхитростное слово, но я из-под неволи не проповедник".

Фактом проповеднического инакомыслия Савелия Туберозова явилась его служба в Преображеньев день, когда он в своем слове "не стратига превознесенного воспомнил… в подражание, но единого малого" – все того же бедняка Пизонского, взявшего "в одинокой старости" на воспитание детей-сирот. Проповедь содержала в себе недвусмысленный нравственный урок и скрытую укоризну собравшимся в храме "достопочтенным и именитым согражданам". Местная знать не замедлила обидеться на протопопа.

Призывающий "силу иметь во всех борьбах коваться, как металл некий, крепкий и ковкий, а не плющиться, как низменная глина, иссыхая сохраняющая отпечаток последней ноги, которая на нее наступила", Савелий Туберозов сам проявляет в жизненных невзгодах удивительную твердость духа. Подобно опальному Аввакуму, "запрещенный поп" Лескова готов пострадать во имя утверждения своих идеалов. Враги Туберозова вольны обрекать его на тяжелые испытания, но сломить его упорство и мужество они не властны, хотя протопоп Савелий невыносимо трудно проживает ситуацию отрешения от благочиния.

В дневнике протопопа этой поры доминирует слово "скука". От скуки он покупает себе игорные шашки и органчик, под который учит петь чижа. Немалое время проводит "за чтением отцов церкви и историков". "Но ныне без дела тоскую", – запишет Туберозов в дневнике и тем обозначит свое устойчивое настроение. Активная натура протопопа взывает к "беспокойству". Пронзительной горечью веет от его записей: "нужусь я, скорблю и страдаю без деятельности", "даже секретно от жены часто плачу". Однако не только аввакумовский страстный темперамент деятеля-борца [111]проявляется в поведении "бывого благочинного". В Туберозове воплощена донкихотовская устремленность к подвигам "в духе крепком, в дыхании бурном,… и, чтобы сами гасильники загорались!"

Однако, подобно ему, испанскому идальго, протопоп Савелий живет в негероическое время, понуждающее деятельные натуры томиться в бездействии. "Сам не воюю, никого не беспокою и себе никакого беспокойства не вижу", – подытоживает свое жизненное положение Туберозов. Или, как абсолютно точно заметил дьякон Ахилла, размышляющий с отцом Захарием о судьбе протопопа: "Уязвлен". Уязвлен общим состоянием жизни, русской жизни.

Но даже обреченный на неосуществление своих идеалов, усугубленное отлучением от духовного поприща, Савелий Туберозов стремится успеть высказать правду о современном мире в поучении перед всеми собранными им в храме чиновниками. Духовный подвиг, совершаемый восставшим против неправедных земных дел протопопом, поднимает его до высоты героической и трагической одновременно.

События, последовавшие за обличительной проповедью, делают фигуру Туберозова почти равновеликой Аввакумовой. Как и неистовый Аввакум, герой Лескова отказывается подчиниться требованию властей "принести покаяние и попросить прощения" за содеянное. "Упрямый старик" непреклонен и по отношению к просьбе Николая Афанасьевича "смириться". И только обманный ход карлика возымел успех: Туберозов-таки подает начальству просительную бумагу, но озаглавленную с явным сарказмом, как "Требованное прошение".