История русской литературы XIX века. Часть 3: 1870-1890 годы

Выражающий в романе многие воззрения автора, трезво мыслящий, доктор Розанов не может согласиться с позицией Вильгельма Райнера. Но его также не оставляет равнодушным судьба народа. Кому, как не Розанову, судебному и рекрутскому врачу, приходится каждодневно убеждаться в драматизме народного бытия. Однако при этом он убежден в том, что "надо испытать все мирные средства, а не подводить народ под страдания". Россию, по мысли Розанова, могут спасти "самоотверженные люди". Но "самоотверженных людей столько сразу не родится, сколько их вдруг откликнулось в это время", – говорит доктор Лизе, по-лесковски сознавая отягченность революционного движения "попутчиками". Вопрос о путях достижения идеала в романе остается открытым, хотя Лесков не снимает надежды на преобразование жизни. Но связывает он ее не с теми, кто составляет "мрачный" нигилизм московского кружка, олицетворяющий "накипь" на движении "верующей юности" (Н. Бердяев).

Совершенно другая тональность, предельно сатирическая, присутствует в изображении московского кружка нигилистов – Агапова, Пархоменко, Завулонова… – лохматых, грубых, нескладных. Здесь царит подобающая революционной деятельности атмосфера таинственности, опасности, заговора и подполья. Здесь делят всех людей на "своих" и "чужих", хотя на самом деле трудно назвать революционера Райнера "своим" в стане "бурых". Кстати, Лесков так и называет главу, посвященную истории Райнера, – "Чужой человек".

С образами "бурых" в роман Лескова приходит нечто ирреальное, бесовское. Живут отдельной, самостоятельной жизнью "глаза" Пархоменко; в голове маркизы поселяется "заяц" ("и этот заяц до такой степени беспутно шнырял под ее черепом, что догнать его не было никакой возможности"); "бурые" превращаются в "куколок", "уродцев", "картинки". Все это было так непохоже на то, как изображает Лесков "правоверных" нигилистов, искренних даже в собственных заблуждениях.

Сознавая гротесковость второго "круга" персонажей романа, Лесков, тем не менее, не соглашался с обвинениями Писарева и Салтыкова-Щедрина в том, что он окарикатурил передовое явление общественной жизни России 60-х годов. Карикатура, по мнению писателя, содержалась не в его романе, а в поведении тех самых "шавок", что вечно липнут к нигилизму и безобразно копируют "нигилистов чистой расы".

Но наибольшей памфлетности в изображении лженигилистов Лесков достиг в романе "На ножах". Основная задача автора заключалась в том, чтобы показать отпадение от истинного нигилистического движения и нравственную деградацию бывших его "попутчиков", превращающихся в неких оборотней революции, орудующих преступными методами, с тем чтобы "на ножах" водворить "свою новую вселенскую правду" в России. Роман получился остро современным, и это не случайно: его содержание и пафос оказались сопряженными с нечаевским "делом", террористической "народной" расправой и был своего рода предупреждением о том, во что может вылиться пристрастное истолкование социалистической теории людьми без чести и совести, рвущимися к развязыванию народного бунта. Лесков показал, что на смену "новым людям" базаровского типа в начале 70-х годов пришли беззастенчивые циники, руководствующиеся принципом "хитрости и лукавства". И вместе с тем в писателе живет надежда на нигилистов-староверов, чудом сумевших сохранить себя и в себе идеалы движения "верующей юности". В связи с этим уместно вспомнить слова из письма Ф. Достоевского о Ванскок Г. Н. Майкову 18 января 1871 г.: "…Если вымрет нигилизм начала шестидесятых годов, – то эта фигура останется на вековечную память". "На ножах", как и предыдущие романы, был несомненно пристрастным, но и искренним. Хотя тот же Лесков до конца своих дней продолжал задаваться вопросом: прав или не прав он был, создав свои "отомщевательные романы" – "Некуда", "Обойденные", "На ножах"?

После "Некуда". "Соборяне"

Наступило время, драматичнее которого в жизни Лескова не было. Начался процесс отлучения писателя от литературы. О себе в эту пору Лесков мог сказать словами Савелия Туберозова ("Соборяне"): "Да, одинок! всемерно одинок!"

Истоком процесса отлучения стала статья Д. Писарева "Прогулка по садам российской словесности", в которой критик призвал журналы не печатать "на своих страницах что-нибудь выходящее из-под пера" Лескова. Однако писаревский бойкот, объявленный весной 1865 г., провалился. Самый солидный журнал того времени "Отечественные записки" публикует одну за другой лесковские вещи: "Обойденные", "Воительница", "Островитяне". С марта 1867 г. здесь начинают печататься "Соборяне" – удивительная книга, открывающая галерею лесковских характеров – богатырей духа. И пошли они от трех божедомов: протоирея Савелия Туберозова, священника Захария Бенефактова и дьякона Ахиллы Десницына.

Первые главы будущей хроники "Соборяне" вышли под названием "Чающие движения воды". Окончательный текст появился в 1872 г. в журнале "Русский вестник" под заглавием "Соборяне. Старгородская хроника" с посвящением А. К. Толстому, духовно близкому Лескову писателю.