История русской литературы XX века. Том I. 1890-е годы – 1953 год

– Ну что ж! Почти «Джейн Эйр», – сказал он» (Каверин В. Эпилог. М., 1989. С. 433). Этот факт тоже угнетает читателей В. Каверина. Но угнетало это не только Э. Казакевича и В. Каверина, но и всех последующих их читателей, критиков и историков литературы, для которых эти недостатки возникли от слабостей авторов, неспособных защитить свои произведения, давших не правду своего времени, как задумывалось, а нечто искажённое и неправдивое.

К. Симонов, слушая Сталина на обсуждении пьесы Бориса Лавренёва «Голос Америки», удивился тому, что он высказал по поводу недостатков пьесы, по поводу того, что пьесу критикуют:

«– Ну что же, что его критикуют, – сказал Сталин о Лавренёве. – А вы помните его старую пьесу «Разлом»? Хорошая была пьеса. А теперь вот его берут и критикуют всё с той же позиции, что он недостаточно партийный, что он беспартийный. Правильно ли критикуют? Неправильно. Всё время используют цитату: «Долой литераторов беспартийных». А смысла её не понимают. Когда это сказал Ленин? Он сказал это, когда мы были в оппозиции, когда нам нужно было привлечь к себе людей. Когда люди были – одни там, другие тут. Когда людей ловили к себе эсеры и меньшевики. Ленин хотел сказать, что литература – это вещь общественная. Мы искали людей, мы их привлекали к себе. Мы, когда мы были в оппозиции, выступали против беспартийности, объявляли войну беспартийности, создавая свой лагерь. А придя к власти, мы уже отвечаем за всё общество, за блок коммунистов и беспартийных, – этого нельзя забывать. Мы, когда находились в оппозиции, были против преувеличения роли национальной культуры. Мы были против, когда этими словами о национальной культуре прикрывались кадеты и сякие там иже с ними, когда они пользовались этими словами. А сейчас мы за национальную культуру. Надо понимать две разные позиции: когда мы были в оппозиции и когда находимся у власти. Вот тут этот был – как его? – Авербах, да. Сначала он был необходим, а потом стал проклятьем литературы.

Недавно выступал и писал в журнале Белик. Кто это? Этот тоже пользуется словами «Долой литераторов беспартийных». Неверно пользуется. Рапповец нашего времени. Новорапповская теория. Хотят, чтобы все герои были положительные, чтобы все стали идеалами. Но это же глупо, просто глупо. Ну а Гоголь? Ну а Толстой? Где у них положительные или целиком положительные герои? Что же, надо махнуть рукой и на Гоголя, и на Толстого? Это и есть новорапповская точка зрения в литературе. Берут цитаты, и сами не знают, зачем берут их. Берут писателя и едят его: почему ты беспартийный? Почему ты беспартийный? А что, разве Бубеннов был партийным, когда он написал первую часть своей «Белой берёзы»? Нет. Потом вступил в партию. А спросите этого критика, как он сам-то понимает партийность? Э-эх!»

На этом кончается сделанная мною тогда запись слов Сталина» (Симонов К. Глазами человека моего поколения. С. 200–201. Курсив мой. – В. П.).

К. Симонов не раз задумывался над тем, что он слышал из уст Сталина на обсуждениях кандидатов на Сталинскую премию, поражался тому, что ему нравится Ванда Василевская и одновременно книги Э. Казакевича и в «Окопах Сталинграда» В. Некрасова, у него было своё отношение к творчеству Булгакова, Маяковского, Пастернака. Сталин – политик, прежде всего ему нравится то, что полезно его политическому курсу. Он дал премии роману Степана Злобина «Степан Разин», роману Виллиса Лациса «К новому берегу», роману Дмитрия Ерёмина «Гроза над Римом», много говорил критического о драматургии, о прозе, мол, у нас есть и плохие люди, немало фальшивых людей. «Раз есть зло, значит, надо его лечить, – записывал К. Симонов за Сталиным его слова. – Нам нужны Гоголи. Нам нужны Щедрины. У нас немало ещё зла. Немало ещё недостатков. Далеко ещё не всё хорошо. Вот Софронов высказал такую теорию, что нельзя писать хороших пьес: конфликтов нет. Как пьесы без конфликтов писать? Но у нас есть конфликты. Есть конфликты в жизни. Эти конфликты должны получить своё отражение в драматургии – иначе драматургии не будет. А то нападают на всё отрицательное, показанное драматургами, в результате они пугаются и вообще перестают создавать конфликты. А без конфликтов не получается глубины, не получается драматургии. Драматургия страдает от этого. Это надо объяснить, чтоб у нас была драматургия. У нас есть злые люди, плохие люди – это надо сказать драматургам. А критики им говорят, что этого у нас нет. Поэтому у нас и такая нищета в драматургии» (Симонов К. Глазами человека моего поколения. С. 233–234).

Здесь можно перечислить пьесы, которые ставились в театрах и пользовались интересом у зрителей, но вместе со временем ушли в Лету, не оставив нравственного следа в жизни русского общества: «В одном городе» А. Софронова, «Хлеб наш насущный» Н. Вирты, «Русский вопрос» К. Симонова, «Великая сила» Б. Ромашова, «Московский характер» А. Софронова, «Макар Дубрава» А. Корнейчука, «Зелёная улица» А. Сурова и др.