История русской революции, т. 1

С зимы 1913/14 года в высшем петербургском обществе уже открыто говорилось, что от клики Распутина зависят все высшие назначения, поставки и подряды. Сам "старец" постепенно превратился в государственное учреждение. Его тщательно охраняли и за ним не менее тщательно следили соперничающие министерства. Филеры департамента полиции вели по часам дневник его жизни и не упускали донести, как при посещении родного села Покровского Распутин в пьяном виде в кровь подрался на улице со своим отцом. В тот же день, 9 сентября 1915 года, Распутин послал две дружественные телеграммы: одну в Царское Село, царице, другую в ставку, царю.

Эпическим языком филеры регистрировали изо дня в день кутежи Друга. "Вернулся сегодня в 5 часов утра, совершенно пьяный". "В ночь с 25-го на 26-е у Распутина ночевала артистка В.". "Приехал с княгиней Д. (женой камер-юнкера царского двора) в гостиницу Астория..." Тут же рядом: "вернулся домой из Царского Села около 11 часов вечера". "Распутин пришел домой с кн. Ш. очень пьяный и вместе сейчас же ушли". Утром или вечером следующего дня поездка в Царское Село. На участливый вопрос филера, почему старец задумчив, следовал ответ: "Не могу решить, созывать Думу или не созывать?" Потом опять: "Вернулся домой в пять утра, довольно пьян". Так в течение месяцев и годов мелодия разыгрывалась на трех клавишах: "довольно пьян", "очень пьян" и "совершенно пьян". Эти государственной важности сообщения сводил воедино и скреплял подписью жандармский генерал Глобачев.

Расцвет распутинского влияния длился шесть лет, последние годы монархии. "Его жизнь в Петербурге, -- рассказывает князь Юсупов, до некоторой степени участник этой жизни, а затем убийца Распутина, -- превратилась в сплошной праздник, в хмельной разгул каторжника, которому неожиданно привалило счастье". "В моем распоряжении, -- писал председатель Думы Родзянко, -- находилась целая масса писем матерей, дочери которых были опозорены наглым развратником". В то же время Распутину обязаны были своими местами митрополит петроградский Питирим и почти не знавший грамоты архиепископ Варнава. Распутиным держался долго обер-прокурор святейшего Синода Саблер, и его же волею уволен был премьер Коковцев, не пожелавший принять "старца". Распутин назначил Штюрмера председателем совета министров, Протопопова -- министром внутренних дел, нового обер-прокурора Синода Раева и многих других. Посол Французской республики Палеолог добивался свидания с Распутиным, целовался с ним и восклицал: "Voila un veritable illumine!" (фр. -- "Вот подлинный ясновидец!" -- Ред.), чтобы завоевать таким путем сердце царицы для дела Франции. Еврей Симанович, финансовый агент старца, состоявший на учете сыскной полиции как клубный игрок и ростовщик, провел через Распутина в министры юстиции совершенно бесчестного субъекта Добровольского.

"Держи перед собой маленький список, -- пишет царица царю о новых назначениях, -- наш Друг просил, чтобы ты обо всем этом переговорил с Протопоповым". Через два дня: "Наш Друг говорит, что Штюрмер может еще некоторое время оставаться председателем совета министров". И снова: "Протопопов благоговеет перед нашим Другом и будет благословен".

В один из тех дней, когда филеры регистрировали число бутылок и женщин, царица скорбела в письме к царю: Распутина "обвиняли в том, что он целовал женщин и т. д. Почитай апостолов -- они всех целовали в виде приветствия". Ссылка на апостолов вряд ли показалась бы убедительной филерам. В другом письме царица идет еще далее. "Во время вечернего Евангелия, -- пишет она, -- так много думала о нашем Друге: как книжники и фарисеи преследуют Христа, притворяясь, что они такие совершенства,.. Да, в самом деле, нет пророка в своем отечестве".

Сравнение Распутина с Христом было обычным в этом кругу и совсем не случайным. Испуг перед грозными силами истории был слишком остер, чтобы царская чета могла удовлетвориться безличным богом и бесплотной тенью евангельского Христа. Нужно было новое пришествие "сына человеческого". В Распутине отверженная и агонизирующая монархия нашла Христа по образу и подобию своему.

"Если бы Распутина не было, -- сказал человек старого режима, сенатор Таганцев, -- его пришлось бы выдумать". В этих словах гораздо больше содержания, чем мыслилось их автору. Если под именем хулиганства понимать крайнее выражение антисоциальных паразитарных черт на дне общества, то распутинщину можно с полным правом назвать венценосным хулиганством на самой его вершине.

ИДЕЯ ДВОРЦОВОГО ПЕРЕВОРОТА

Почему же правящие классы, ища спасения от революции, не попытались избавиться от царя и его окружения? Они хотели, но не смели. Не хватало ни веры в свое дело, ни решимости. Идея дворцового переворота носилась в воздухе, доколе не утонула в государственном перевороте. На этом надо остановиться уже для того, чтобы яснее представить себе взаимоотношения монархии и верхов дворянства, бюрократии и буржуазии накануне взрыва.