История русской революции. Том 1. Февральская революция

Одна из рот отказалась даже подбросить противнику листок о взятии Галича, покуда не найдут солдата, который бы мог перевести немецкий текст на русский язык. В этом факте выражается вся сила недоверия солдатской массы к руководящему составу, и старому и новому, февральскому. Столетия издевательств и насилий вулканически извергались наружу. Солдаты чувствовали себя снова обманутыми Наступление вело не к миру, а к войне. Солдаты не хотели войны. И они были правы. Прятавшиеся в тылу патриоты травили и клеймили солдат как шкурников Но солдаты были правы. Ими руководил правильный национальный инстинкт, преломленный через сознание угнетенных людей, обманутых, истерзанных, поднятых революционной надеждой и снова низринутых в кровавое месиво. Солдаты были правы. Продолжение войны не могло дать русскому народу ничего, кроме новых жертв, унижений, бедствий, ничего, кроме усиления внутренней и внешней кабалы.

Патриотическая пресса 1917 года, не только кадетская, но и социалистическая, была неутомима в противопоставлении русских солдат, дезертиров и трусов, героическим батальонам Великой французской революции. Эти противопоставления свидетельствуют не только о непонимании диалектики революционного процесса, но и о круглом историческом невежестве.

Замечательные полководцы французской революции и империи начинали, сплошь да рядом, как нарушители дисциплины, как дезорганизаторы, Милюков сказал бы — как большевики. Будущий маршал Даву, в качестве поручика д'Аву, в течение долгих месяцев 1789–1790 годов разлагал «нормальную» дисциплину в гарнизоне Эсдена, изгоняя командный состав По всей Франции шел до середины 1790 года процесс полного распада старой армии. Солдаты Венсенского полка принуждали своих офицеров есть вместе с ними. Флог изгонял своих офицеров. 20 полков подвергали свой командный состав разным видам насилия. В Нанси три полка ввергли высших офицеров в тюрьму. Начиная с 1790 года вожди французской революции не устают повторять по поводу военных эксцессов: «Виновна исполнительная власть, которая не смещает офицеров, враждебных революции». Замечательно, что за роспуск старого офицерского корпуса выступали как Мирабо, так и Робеспьер Первый стремился поскорее установить твердую дисциплину. Второй хотел разоружить контрреволюцию. Но оба понимали, что старой армии не жить.

Правда, русская революция, в отличие от французской, произошла во время войны. Но отсюда вовсе не вытекает изъятия из отмеченного Энгельсом исторического закона Наоборот, условия затяжной и несчастной войны могли только ускорить и обострить процесс революционного распада армии. Несчастное и преступное наступление демократии сделало остальное. Теперь солдаты говорили уже поголовно: «Довольно проливать кровь! Зачем свобода и земля, если нас не будет?» Когда просвещенные пацифисты пытаются рационалистическими доводами упразднить войну, то они просто смешны. Когда же сами вооруженные массы приводят в движение против войны доводы разума, то это значит, что войне приходит конец.

Крестьянство

Подпочву революции составлял аграрный вопрос. В архаических земельных порядках, непосредственно вышедших из крепостного права, в традиционной власти помещика, в тесных связях между помещиком, местной администрацией и сословным земством коренились наиболее варварские явления русской жизни, увенчавшиеся распутинской монархией. Мужик, служивший опорой вековой азиатчине, являлся вместе с тем и первой из ее жертв.

В первые недели после февральского переворота деревня оставалась почти недвижной. Наиболее активные возрасты находились на фронте. Старшие поколения, оставшиеся дома, слишком хорошо помнили, как революция кончается карательными экспедициями. Деревня молчала, поэтому и город молчал о деревне. Но призрак крестьянской войны уже с дней марта висел над помещичьими гнездами. Из наиболее дворянских, т. е. отсталых и реакционных, губерний крик о помощи раздался еще прежде, чем обнаружилась действительная опасность Либералы чутко отражали страхи помещиков. Соглашатели отражали настроения либералов. «Форсировать аграрную проблему в ближайшие недели, — резонерствовал после переворота «левый» Суханов, — вредно, и в этом нет ни малейшей нужды». Точно так же, как мы знаем, Суханов считал, что вредно форсировать вопрос о мире и о 8-часовом рабочем дне. Прятаться от трудностей — проще. К тому же помещики пугали, что потрясение земельных отношений вредно отразится на засеве полей и продовольствии городов. Исполнительный комитет посылал на места телеграммы, рекомендовавшие «не увлекаться аграрными делами в ущерб продовольствию городов».