История русской революции. Том 2(2). Октябрьская революция

Призыв к трезвой самооценке становится лейтмотивом ленинских речей. "Русская революция, — говорит он 4 июня 1918 года, — вовсе не особой заслугой русского пролетариата, а ходом… исторических событий вызвана, и этот пролетариат поставлен волей истории временно на первое место и сделан на время авангардом мировой революции". "Первая роль пролетариата России в мировом рабочем движении, — говорит Ленин на конференции завкомов 23 июля 1918 года, — объясняется не хозяйственным развитием страны; как раз наоборот: отсталостью России… Русский пролетариат ясно сознает, что необходимым условием и основной предпосылкой его победы является объединенное выступление рабочих всего мира или некоторых передовых в капиталистическом отношении стран". Октябрьский переворот вызван, конечно, не только отсталостью России, и Ленин это хорошо понимал. Но он сознательно перегибает палку, чтобы выпрямить ее.

На съезде советов народного хозяйства, т. е. органов, специально призванных строить социализм, Ленин говорит 26 мая 1918 года: "Мы не закрываем глаза, что нам одним социалистической революции в одной стране, если бы она была даже гораздо менее отсталой, чем Россия… своими силами всецело не выполнить". Предупреждая и здесь будущие голоса бюрократического ханжества, оратор поясняет: "Это не может вызвать ни капли пессимизма, потому что задача, которую мы себе ставим, это задача всемирной исторической трудности".

На VI съезде советов, 8 ноября, он говорит: "полная победа социалистической революции немыслима в одной стране, а требует самого активного сотрудничества по меньшей мере, нескольких передовых стран, к которым мы Россию причислить не можем…" Ленин не только отказывает России в праве на свой собственный социализм, но демонстративно отводит ей второстепенное место при построении социализма другими странами. Какое преступное "развенчание нашей страны"!

В марте 1919 года, на съезде партии, Ленин одергивает зарывающихся: "У нас есть практический опыт осуществления первых шагов по разрушению капитализма в стране с особым отношением пролетариата и крестьянства. Больше ничего нет. Если будем корчить из себя лягушку, пыхтеть и надуваться, это будет посмешищем на весь мир, мы будем простые хвастуны". Кому-нибудь это покажется обидным? "А разве, — восклицает Ленин 19 мая 1921 года, — кто-либо когда-либо из большевиков отрицал, что революция может в окончательной форме победить лишь тогда, когда она охватит или все, или, по крайней мере, некоторые из наиболее передовых стран!" В ноябре 1920 года, на московской губернской конференции партии, он снова напоминает, что большевики не обещали и не мечтали "силами одной России переделать весь мир… До такого сумасшествия мы никогда не доходили, а всегда говорили, что наша революция победит, когда ее поддержат рабочие всех стран".

"Мы не доделали, — пишет он в начале 1922 года, — даже фундамента социалистической экономики. Это еще могут отнять назад враждебные нам силы умирающего капитализма. Надо отчетливо сознать и открыто признать это, ибо нет ничего опаснее иллюзий и головокружения, особенно на больших высотах. И нет решительно ничего «страшного», ничего, дающего законный повод хотя бы к малейшему унынию в признании этой горькой истины; ибо мы всегда исповедовали и повторяли ту азбучную истину марксизма, что для победы социализма нужны совместные усилия рабочих нескольких передовых стран".

Через два с лишним года Сталин потребует отречения от марксизма в этом коренном вопросе. Основание? Маркс оставался в неведении относительно неравномерности развития, т. е. элементарнейшего закона диалектики природы, как и общества. Но как же быть с самим Лениным, который, по Сталину, впервые «открыл» будто бы закон неравномерности на опыте империализма и тем не менее упорно держался за "азбучную истину марксизма"? Тщетно стали бы мы искать разъяснения.

"Троцкизм — согласно обвинительному приговору Коминтерна — исходил и продолжает исходить из того, что наша революция сама по себе (!) не является по существу дела социалистической, что Октябрьская революция есть лишь сигнал, толчок и исходный пункт социалистической революции на Западе". Национальное перерождение прикрывается здесь чистейшей схоластикой. Октябрьская революция "сама по себе" вообще не существует. Она была бы невозможной без всей предшествующей истории Европы, и она была бы безнадежной без своего продолжения в Европе и во всем мире."…Русская революция есть только одно звено в цепи революции международной" (Ленин). Сила ее как раз в том, в чем эпигоны видят ее «развенчание». Именно потому и только потому, что она является не самодовлеющим целым, а «сигналом», "толчком", "исходным пунктом", «звеном», она и приобретает социалистический характер.