История русской революции. Том I

Требуя от солдат повиновения офицерам, комиссары сами не доверяли им. В самый разгар наступления, на заседании Совета в Могилеве, в резиденции ставки, в присутствии Керенского и Брусилова, один из членов Совета заявил: «88 % офицеров ставки своими действиями создают опасность контрреволюционных проявлений». Для солдат это не было тайной. Они имели достаточно времени узнать своих офицеров до переворота.

В течение всего мая донесения командного состава, снизу доверху, варьируют одну и ту же мысль: «Отношение к наступлению в общем отрицательное, особенно в пехоте». Иногда прибавляли: «Несколько лучше в кавалерии и довольно бодрое в артиллерии».

В конце мая, когда войска уже развертывались для наступления, комиссар при 7-й армии телеграфировал Керенскому: «В 12-й дивизии 48-й полк выступил в полном составе, 45-й и 46-й полки в половинном составе строевых рот; 47-й отказывается выступать. Из полков 13-й дивизии выступил почти в полном составе 50-й полк. Обещает выступить завтра 51-й полк; 49-й не выступил по расписанию, а 52-й отказался выступить и арестовал всех своих офицеров». Такая картина наблюдалась почти повсюду. На донесение комиссара последовал ответ правительства: «45-й, 46-й, 47-й и 52-й полки расформировать, подстрекавших к неповиновению офицеров и солдат предать суду». Это звучало грозно, но не пугало. Солдаты, не желавшие воевать, не страшились ни расформирования, ни суда. При развертывании приходилось нередко пускать одни части против других. Орудием репрессий служили чаще всего казаки, как и при царе, но теперь ими руководили социалисты: дело ведь шло об обороне революции.

4 июня, менее чем за две недели до начала наступления, начальник штаба ставки доносил: «Северный фронт еще находится в состоянии брожения, братание продолжается, отношение к наступлению в пехоте отрицательное… На Западном фронте положение неопределенное. На Юго-Западном отмечается некоторое улучшение настроения… На Румынском особого улучшения не наблюдается, пехота наступать не желает».

11 июня 1917 года командир 61-го полка пишет: «Мне и офицерам остается только спасаться, так как приехал из Петрограда солдат 5-й роты, ленинец… Много лучших солдат и офицеров уже бежало». Появления одного ленинца в полку оказалось достаточно, чтобы офицерство начало разбегаться. Ясно, что приезжий солдат играл роль первого кристалла в насыщенном растворе. Не надо, впрочем, думать, что речь идет непременно о большевике. В это время командный состав называл ленинцем всякого солдата, который смелее других поднимал голос против наступления. Многие из этих «ленинцев» еще искренне верили, что Ленин прислан Вильгельмом. Командир 61-го полка пытался испугать своих солдат карами со стороны правительства. Один из солдат возразил: «Свергли прежнее правительство, сковырнем и Керенского». Это были новые речи. Они питались агитацией большевиков, далеко опережая ее.

Из Черноморского флота, который находился под руководством эсеров и считался, в противоположность кронштадтцам, оплотом патриотизма, отправлена была еще в конце апреля по стране особая делегация в 300 человек во главе с бойким студентом Баткиным, который наряжался матросом. В этой делегации многое отдавало маскарадом; но было и искреннее увлечение. Делегация развозила по стране идею войны до победы, но с каждой неделей слушатели становились враждебнее. В то время как черноморцы все более снижали тон своей проповеди наступления, в Севастополь прибыла балтийская делегация, чтобы проповедовать мир. Северяне имели больший успех на юге, чем южане на севере. Под влиянием кронштадтцев севастопольские матросы приступили 8 июня к разоружению командного состава и к арестам наиболее ненавистных офицеров.

На заседании съезда советов 9 июня Троцкий спрашивал, каким образом могло случиться, что «в этом образцовом Черноморском флоте, который разослал по всей стране патриотические депутации, в этом гнезде организованного патриотизма, могла проявиться в столь критический момент такого рода вспышка? Что это показывает»? Ответа он не получил.

Безначалье и безголовье в армии истерзали всех: солдат, командиров и комитетчиков. Всем нестерпимо нужен был какой-нибудь выход. Верхам казалось, что наступление преодолеет бестолковщину и внесет определенность. В известном смысле это было верно. Если Церетели и Чернов высказывались в Петрограде за наступление, соблюдая все модуляции демократической риторики, то на фронте комитетчики должны были рука об руку с офицерством открыть борьбу против нового режима в армии, без которого немыслима была революция, но который был несовместим с войной. Результаты поворота сказались очень скоро. «С каждым днем члены комитета заметно правели, – рассказывает один из морских офицеров, – но в то же время было очевидно падение их авторитета среди матросов и солдат». Однако же для войны нужны были именно солдаты и матросы.