История русской революции. Том II, часть 2

В начале сентября Керенский, в качестве верховного главнокомандующего, повторяет в особом приказе недавние доводы и угрозы своего предшественника Корнилова против «насильственных действий» со стороны крестьян. Через несколько дней Ленин пишет: «Либо… вся земля крестьянам тотчас… Либо помещики и капиталисты… доведут дело до бесконечно свирепого крестьянского восстания». В течение ближайшего месяца это стало фактом.

Число имений, охваченных аграрными столкновениями, поднялось в сентябре, по сравнению с августом, на 30 %; в октябре, по сравнению с сентябрем, – на 43 %. На сентябрь и первые три недели октября приходится свыше трети всех зарегистрированных с марта аграрных столкновений. Решительность их выросла, однако, неизмеримо больше, чем их число. В первые месяцы даже прямые захваты различных угодий принимали вид сделок, смягченных и прикрытых соглашательскими органами. Теперь легальная маскировка отпадает. Каждая из отраслей движения принимает более дерзкий характер. От разных видов и степеней нажима крестьяне переходят к насильственному захвату составных частей помещичьего хозяйства, к разгрому барских гнезд, к поджогам усадеб, даже убийствам владельцев и управляющих.

Борьба за изменение условий аренды, в июне превышавшая по числу случаев разгромное движение, в октябре не составляет и 1/40 числа разгромов, причем и само арендное движение меняет свой характер, становясь лишь другой формой изгнания помещиков. Запрещение купли-продажи земли и леса уступает место прямому захвату. Массовые порубки и массовые потравы принимают характер намеренного уничтожения помещичьего добра. Случаев открытого разгрома имений зарегистрировано в сентябре 279; они уже составляют более восьмой части всех конфликтов. Октябрь дает свыше 42 % всех случаев разгрома, зарегистрированных милицией между февральским и октябрьским переворотами.

Особо ожесточенный характер приняла борьба из-за леса. Деревни часто выгорали дотла. Строевой лес крепко охранялся и продавался дорого. Мужик изголодался по дереву. К тому же настала пора запасаться на зиму дровами. Из Московской губернии, Нижегородской, Петроградской, Орловской, Волынской, со всех концов страны поступают жалобы на разгром лесов и захват готовых дровяных запасов. «Крестьяне самовольно и беспощадно рубят лес». «Крестьянами сожжено 200 десятин помещичьего леса». «Крестьяне Климовического и Чериковского уездов уничтожают лес и губят озимые поля…» Лесная стража спасается бегством. Стонет дворянский лес, щепки летят по всей стране. Мужицкий топор отбивает в течение всей осени лихорадочный такт революции.

В районах, ввозящих хлеб, продовольственное положение еще резче, чем в городах. Не хватало не только пропитания, но и семян. В вывозящих районах, вследствие усиленной выкачки продовольственных ресурсов, положение было немногим лучше. Повышение твердых цен на зерновые хлеба ударило по бедноте. В ряде губерний начались голодные волнения, разгромы хлебных амбаров, нападения на продовольственные органы. Население переходило к суррогатам хлеба. Шли сообщения о заболеваниях цингой и тифом, о самоубийствах на почве безвыходности. Голод или призрак его делал особенно невыносимым соседство довольства и роскоши. Наиболее нуждающиеся слои деревни выдвигались в передние ряды.

Волны ожесточения поднимали со дна немало мути. В Костромской губернии «наблюдается черносотенная и антиеврейская агитация. Преступность развивается… Замечается упадок интереса к политической жизни страны». Последняя фраза в донесении комиссара означает: образованные классы поворачиваются спиною к революции. Неожиданно раздается в Подольской губернии голос черносотенного монархизма: комитет села Демидовки не признает Временного правительства и «вернейшим вождем русского народа» считает государя Николая Александровича; если Временное правительство не уйдет, то «мы примкнем к немцу». Такие смелые признания, однако, единичны: монархисты из крестьян давно перекрасились вслед за помещиками. Местами, как в той же Подольской губернии, воинские части вместе с крестьянами громят винокуренные заводы. Комиссар доносит об анархии. «Гибнут села и люди; гибнет революция». Нет, революция далека от гибели. Она прокладывает себе более глубокое русло. Ее неистовые воды приближаются к устью.

В ночь под 8 сентября крестьяне села Сычевки, Тамбовской губернии, с дубинами и вилами, идя со двора на двор, созывают всех от мала до велика громить помещика Романова. На сходе одна группа предлагает отобрать имение в порядке, разделить имущество между населением, постройки сохранить для культурных целей.