История русской рок-музыки в эпоху потрясений и перемен

В лучах яркого солнца, пряча глаза от него за стеклами темных очков, Борис стоит на балконе моего гостиничного номера. Мне сказали, что он в городе, записывается в студии, и я пригласила их с Ириной на ужин. Мэдисон вместе с гидом Ольгой отправилась в Мариинский театр на балет. Борис был такой же. Он слегка постарел и слегка располнел, но харизматическая улыбка и иронический блеск в глазах были при нем, как всегда. Ирина нисколько не утратила свою красоту, и любовь, с которой она смотрела на Бориса, была такой же всеподавляющей, какой она была десятилетия назад, когда оба они были в браке с другими людьми. Было совершенно очевидно, с какой нежностью и обожанием она относится к нему, и вместе они казались идеальной парой. «Вау!» – не удержался от восклицания Борис, выйдя на балкон моего номера и увидев сверкающие в закатных лучах солнца купола храма Спаса на Крови. «Как когда-то у тебя на крыше?» – напомнила я. «Точно», – с улыбкой ответил он. «Тебе повезло, что ты его здесь застала», – сказала мне Ирина, когда мы сели за стол в ресторане. «В обычное время в Петербурге он почти не бывает. Мы сейчас здесь только потому, что в недавнем туре он сильно заболел, довольно много времени провел в больнице, и врачи велели ему сделать перерыв в выступлениях». На вопросы о здоровье он отвечал неохотно, но оживился, когда мы заговорили о записях, концертах и будущих проектах. Борис – чуть ли не единственный из всей нашей старой компании, кого совершенно не интересуют разговоры и воспоминания о прошлом. Он все время движется вперед, как поезд, устремленный к высвеченному светом и золотом горизонту. «Жаль, что Мэдисон не сможет с тобой познакомиться», – сказала я, когда на десерт мы вернулись в номер, и он открыл мини-бар, чтобы смешать себе джин и тоник. «Так приходите утром, – мгновенно предложил он. – Мы живем прямо на Невском». На следующее утро мы с Мэдисон бодро зашагали к дому Бориса по широкому, наполненному людьми проспекту. Мэдисон шла быстро, чуть ли не бежала, и я поняла, что к Борису ее, как магнит, тянет та же магическая сила, которая всегда тянула и по-прежнему тянет к нему и меня. Когда мы пришли, он только проснулся. Они с Ириной жили в большой квартире, одна комната в которой была превращена в живописную мастерскую, а все стены квартиры были увешаны прекрасными пейзажами Бориса.

«По сравнению с коммуналкой на Софьи Перовской это большой прогресс», – с иронией произнесла я. Мы сели пить чай. Мы с Мэдисон взгромоздились на диван, прямо рядом с с рабочим столом Бориса. Мэдисон почему-то стала говорить о том, насколько злыми и злопамятными могут быть люди в крысиной гонке своих эго. «Мэдисон, твоя жизнь – спектакль, и ты в нем – режиссер». Борис наклонился к ней и посмотрел ей прямо в глаза. «Если кто-то в этом спектакле тебе не нравится, просто вышвырни его. Пусть идет на фиг». На моих глазах они завели философский разговор. Я вдруг на месте Мэдисон увидела себя тридцатью пятью годами раньше, так же, как и она теперь, впитывающую мудрые слова Бориса. Перед нашим уходом Борис покопался в стоящей на полке кружке, выудил оттуда кольцо с черепом и протянул его Мэдисон. Она надела его на палец, черепом вниз. «Нет, Мэдисон, лицо должно быть обращено вверх, – поправил ее Борис. – Всегда носи его лицом вверх, к миру».