Далее, мы уже показали раньше, что летописное «Вермуд» на самом деле в правильной транскрипции летописи же = «Вельмудр», чисто славянское, имя, а не старонорвежское «Vermudr».
Наконец, «Studke» или «Studk» Томсена является недоразумением: на деле мы имеем «Тудков», которое, ничего общего с «Stœdingr» не имеет.
Итого 32 имени из 91, т. е. более 1
/3, мы имеем полное основание отбросить.Среди остающихся имеется ряд несомненных славянских имен вроде «Гуды(й)», «Куцы(й)», «Клек» и т. д. Далее имеется ряд чрезвычайно сомнительных имен (Мони, Слуды(й), Карны(й) и т. д.). Между ними несомненно есть принадлежащие к не славянским, но вместе с тем и не к скандинавским народам. Разбор этих имен мы оставляем, ибо недостаточно компетентны в неславянских языках. Этих сомнительных, неясных имен набирается почти 1
/3, наконец, последняя 1/3 — это имена, возможно, скандинавские (по происхождению!).Перейдем теперь к выводам: 1) с методологической точки зрения работа Томсена, как научная работа, совершенно не выдерживает критики, местами фантастична и даже просто недобросовестна; односторонность ее бесспорна, 2) необходим коренной пересмотр вопроса с упором на исследование языков народов, соседивших с Русью или входивших в ее состав, но не славян, число имен, относящихся сюда, несомненно значительно, 3) работа Томсена должна быть пересмотрена даже с точки зрения скандинавских корней: человек, который выдумывает несуществующие имена, человек, искажающий текст для подтасовки, человек, сознающийся в том, что происхождение данных имен он не знает, но все же засчитывающий их в скандинавские и т. д., — не может считаться объективным при решении и других деталей, 4) распределение 90 имен на две группы, произведенные Томсеном, причем почти половина попадает в шведскую, а другая в другую половину скандинавских имен, — совершенно рушится, ибо более 1
/3 имен вообще следует изъять, одна треть сомнительна, а оставшаяся треть должна быть переисследована, 5) анализ имен с точки зрения славянства должен быть углублен с привлечением для сравнения имен всех славянских народов, 6) антинорманисты проморгали полную уязвимость этого аргумента норманистов, 7) и самое главное, эта твердыня норманизма совершенно рушится, ибо она не удовлетворяет элементарнейшим требованиям науки: нет точности, объективности, правильной методики, наконец, просто научной добросовестности.8. Существовал ли договор 907 г. Руси с греками?
В исторической литературе, начиная хотя бы с Шахматова и кончая Д. С. Лихачевым, установился взгляд, что договор Олега в 907 году с греками воссоздан летописцем на основании следовавшего за ним договора 911 года и что он представляет собой как бы выдержку из последнего. На самом деле никакого писанного договора 907 года не существовало.
По Шахматову и Лихачеву, «договор 907 года представляет собой простую выборку статей из Договора 911 г. А. А. Шахматов считает, что договора 907 г. не существовало вовсе» (Лихачев, 1950).
С этим положением согласиться совершенно нельзя. Во-первых, мы должны представить себе летописца в роли подделывателя или фальсификатора, чему у нас нет решительно никаких оснований. Летописец мог ошибиться, мог поверить и внести в летопись ненадежное сообщение, мог тенденциозно передать событие, но не изготовлять фальшивку.
Во-вторых, какой смысл летописцу делать из текста договора 911 года два договора: 907 и 911 годов? Славы от этого не прибудет, а всякое действие должно иметь какой-то объяснимый повод.
В-третьих, и что самое главное, как это мы увидим ниже, в договоре 911 года не могли быть пункты, содержание которых могло относиться только к 907 году,
но уж никак не к 911-му.В-четвертых, по содержанию своему оба договора строго разграничены, соответствуя двум разным состояниям между Русью и Византией: в 907 году — войны, в 911 году — мира.
Летописец ничего не подделывал, он был только неверно понят комментаторами (характерная черта работы историков затуманивать совершенно ясное, затем топтаться на месте и, наконец, возвращаться к разбитому корыту — таков прогресс наших комментаторов).
На деле было следующее: когда в 907 году Олег принудил греков сдаться, естественно, был заключен какой-то мирный договор (письменный или устный, мы увидим ниже). Олег выставил свои условия, и они были приняты греками, с другой стороны, греки внесли некоторые дополнения, и они были приняты Олегом.
Договор этот был очень краток и всех сторон взаимоотношений Руси с Византией не исчерпывал — это был договор на поле сражения, главной целью которого было прекратить состояние войны. Как явствует из содержания договора, обсуждены были условия прекращения войны и возвращения к мирным, нормальным отношениям, детали же этих мирных отношений были отложены.