История рыцарства. Самые знаменитые битвы

Под Куртрэ таких естественных препятствий было предостаточно. В тылу – глубокая река Лис, перед левым флангом – заболоченный ручей Гренинге, перед правым – ручей Гроте («большой»). Дополнительные линии обороны – монастырь и овраг. Те же рвы, которые фламандцы вырыли сами, они либо соединили с рекой, заполнив водой, либо замаскировали ветками и грязью. Позиция между замком и рекой была выбрана блестяще – хотя лишь у немногих командиров-дворян был боевой опыт. А вот их подчиненным опыта было не занимать. По свидетельству Максима Нечитайлова, во Фландрии «...все мужчины в возрасте от 15... до 60 лет считались военнообязанными. Из них набирали собственно ополченцев и слуг, последних – из необученных или неквалифицированных цеховых ремесленников для прислуживания воинам в походе, они были вооружены гораздо хуже прочих. Каждый воин сам обеспечивал себя оружием и доспехами. По звуку трубы каждый вооружался и спешил на площадь, там ополченцы выстраивались под своими знаменами по отрядам и коннетабльствам и выступали. Боевым кличем служило название родного города. При Куртрэ кричали „Vlaendren die Leeu!“». Черный лев на золотом поле – герб Фландрии. Легенда гласит, что перед смертельным ударом графу Артуа удалось-таки оторвать полоску от фламандского знамени, на котором гривастый хищник, словно издеваясь, высунул красный язык... А вот на монументе, что высится сейчас у реки, ниже двух мощных круглых башен из серого камня – Брул торенс – лев золотой. Его гривы касается рукой воинственного вида дама – Фландрия, чем-то напоминающая Афину Палладу. В другой руке

Герб Фландрии

она сжимает глефу – похожее на нож копье. Внутри высокой арки темного кирпича, стилизованной под ворота, – громадные сцепленные шпоры. У подножия памятника – поверженные рыцари.

Численность французской армии покрыта мраком неизвестности – просто «много известных французских рыцарей и великое множество пехоты». Считается, что силы были примерно равны. Но у французов, помимо арбалетчиков-генуэзцев и легковооруженных пехотинцев из Испании, была конница. В середине XIX века полковник В. Зигман, сполна вкусивший ужасов конной атаки, писал: «Нравственное влияние, присущее кавалерии, которым она часто больше делает, нежели своими пиками и саблями... если сплоченная кавалерийская масса... отважно... летит на пехоту, то... неприятное чувство охватывает эту последнюю, так как каждый отдельный человек остается простым смертным; чувство это может перейти в панический страх, особенно если конница явится неожиданно...» По его мнению, даже хорошая пехота выдержит натиск конницы, лишь если та «дурно управляема», имеет изнуренных лошадей или действует на труднопроходимой местности. Правда, эффект от рыцарской атаки скорее психологический – ведь лошадь не заставишь атаковать. Но, когда сотни лошадей, закованных в броню, мчатся во весь опор – зрелище, согласитесь, не для слабонервных.

И хотя среди фламандцев слабонервных не было, даже они, по словам хрониста, «...ужасно боялись предстоящего боя. Не было возможности отступления, и враги приближались. Каждый причастился на месте, и затем они сгрудились поближе друг к другу. Так они были выстроены, как словно то была каменная стена, чтобы выдержать ужасное испытание...» А «Хроника графов Фландрских» утверждает, что только спешившиеся предводители удержали простых воинов от бегства с поля боя при виде французов...