История рыцарства. Самые знаменитые битвы

«С причаливших судов были переброшены мостики, на берег сошла шведская знать, в том числе Биргер и Ульф Фаси в сопровождении епископов… за ними высадились рыцари. В Новгород, где правил Александр Ярославич, полетело дерзкое послание: „Если можешь, сопротивляйся, но знай, что я уже здесь и пленю твою землю“.

Впрочем, письмо запоздало – князь уже и так знал о вторжении врага. Ижорский старейшина Пелгусий, бывший язычник, крещенный в православие и нареченный Филиппом, заметил корабли шведов и тут же сообщил о них в Новгород. Летописи, впрочем, утверждают – дело тут вовсе не в бдительности „морского стражника“.

Просто накануне он имел видение: „…при крае моря, стрежашеть обою пути, и пребысть всю нощь во бденьи; яко же нача всходити солнце, и слыша шумъ страшенъ по морю, и виде насадъ (судно) един гребущь, посреде насада стояща мученику Бориса и Глеба в одеждах червленныхъ… и рече Борис: брате Глебе! повели грести, да поможемх сроднику своему Александру…“»

Осада Монсегюра «Неприступная гора»

… В день весеннего солнцестояния десятки людей поднялись на крепостные стены. От подножия осаждавшие хорошо видели, как один за другим они преклоняли колена перед высоким человеком в черном. Тот, возлагая на них руки, что-то шептал – или говорил? – но слова таяли в вышине, не достигая слуха крестоносцев.

«Пусть Святой Дух сойдет на тебя, и душа твоя будет спасена…»

Таинство рукоприложения – единственный обряд, признаваемый еретиками, он заменял им и крещение, и причастие… Его еще называли «утешением». Прошедший его навсегда приобщался к суровой и аскетичной касте, представители которой звали себя «совершенными». В чем-то они и впрямь были совершенны, ибо жизнь их была проста, как правда. Они исповедовали смирение: не лги, не давай попусту клятв, ничего не имей – единственной собственностью каждого было Евангелие от Иоанна в крепком футляре, самолично сшитом из кожи. Любить женщин совершенным не полагалось, как, впрочем, и мужчин, в случае, если рукоприложение совершалось над представительницей слабого пола. Впрочем, повернется ли язык назвать так нескольких дам и девиц, которые вместе с рыцарями приобщились к священному таинству в тот ясный мартовский день? И что были для них мирские запреты? Из всех привилегий «совершенных» имела значение лишь одна – возможность прямиком попасть в Царствие Небесное. Слова «утешения» нередко произносились у смертного одра – и разве не таковым стала для осажденных истерзанная крепость?.. Гора была невысока, но крута – подобные на юге Франции зовутся поги. Фенуйед, Перепертюз, Керибю, Пюивер… Словно орлиные гнезда, венчали монастыри альбигойцев серо-коричневые скалы. Все они были давно разорены дотла – лишь последняя стояла. В домах, что лепились к почти отвесным склонам, вот уже год никто не зажигал огней. Увидев приближающееся крестоносное войско, все альбигойцы – они звались так по имени города Альби, где в 1165 году еретиков осудили на церковном совете, – в мгновение ока укрылись за крепостными стенами. Тех, кому дозволялось брать в руки оружие, было около ста. Остальные три сотни даже помыслить не могли о том, чтобы лишить жизни не то что человека – зверя. Единственным исключением для них являлась змея. Впрочем, пронзая рогатиной ядовитую гадину, вряд ли кто-либо из них воображал себя Георгием Победоносцем – ведь христианских святых они не признавали. А еще еретики в рот не брали мяса – заповедь «не убий» оставалась для них священной и в трапезной.

^{Крепость Монсегюр}

Рассказывали, как однажды к нескольким приговоренным к смерти нечестивцам привели старого пса. Протянутый нож долго переходил из рук в руки, а собаку так и прогнали потом пинками, предав упрямцев мучительной смерти. Они ушли, не обагрив своих рук кровью – и не запятнав чистоты души, которой так гордились… Неслучайно еще одно их имя было катары, от древнегреческого katharos («чистый»).