История рыжего демона

Трактирщик стоял на своем обычном месте — за стойкой и чистил медную посуду. В углу большого зала весело горел очаг, распространяя вокруг себя приятное тепло. Какой-то путник сидел возле очага, спиной к Маку, и грел руки у огня.

— Доброе утро вам, почтенные путники, — сказал трактирщик, заслышав, как звякнул дверной колокольчик. — Не угодно ли выпить по стаканчику бренди для возбуждения аппетита?

— Нет, спасибо, — ответил Мак. — Кто же пьет крепкие напитки по утрам? А от двух кружек травяного настоя мы бы не отказались — он взбодрит нас и прогонит усталость.

— Проходите, погрейтесь у очага, — предложил гостеприимный хозяин. — А в это время я сварю вам душистого и крепкого чаю на травах.

Мак направился к очагу, учтиво поклонился незнакомцу, сидевшему у огня на дубовой скамье. Этот человек был закутан в серый дорожный плащ; надвинутый на глаза капюшон скрывал его лицо. В углу, за спиной наклонившегося к огню путника, стоял тугой тяжелый лук. Мак присел рядом.

— Добрый вечер, — вдруг сказал незнакомец, выпрямившись и откинув свой капюшон.

— Добрый вечер, — ответил Мак, повернувшись к своему собеседнику. — Знаете, мне кажется, что я вас где-то встречал…

— Вполне возможно, — ответил тот, пристально разглядывая Мака. — Вы могли видеть мой бюст в греческом зале какого-нибудь музея искусств. Я Одиссей. Я явился в подлунный мир, покинув на время свой дом в одном из пригородов мрачного Тартара. Как мне удалось попасть сюда — это отдельная история; я бы с удовольствием рассказал ее вам, но, к сожалению, у меня очень мало времени. Итак, перейдем к делу. Вы случайно не Фауст?

Одиссей, уроженец Итаки, говорил на языке Гомера с заметным акцентом, но Мак прекрасно понял его: Речевое заклинание, данное ему Мефистофелем, еще действовало — очевидно, демон забыл взять его обратно.

— Ну да, — ответил Мак, — в некотором роде… То есть, я хотел сказать, мы с ним немного знакомы… Я ведь сейчас выполняю за него кое-какие дела, но в последнее время мне начинает казаться, что зря я ввязался в эту затею.

— Вы тот Фауст, который путешествует вместе с Еленой Троянской? — спросил Одиссей.

— Нет-нет, это тот, другой, — сказал Мак. — Мою спутницу зовут Маргарита.

Он повернулся к девушке, чтобы представить ее легендарному греческому герою, но Маргарита уже крепко спала, устроившись на скамье в углу кабинки, неловко прислонившись к стене.

— Но вы по крайней мере тоже называете себя Фаустом? — снова спросил Одиссей.

— Видите ли, дело в том, что я играю роль Фауста в Тысячелетней войне между Силами Света и Тьмы. А настоящий Фауст преследует меня, пытаясь выгнать вон.

— И что же вы собираетесь делать?

— Честно говоря, я и сам не знаю. Я пока еще только начинаю размышлять о том, насколько хорошо я справился с этой ролью. Может быть, мне придется выйти из игры и уступить место самому Фаусту…

Одиссей покачал головой:

— Мне кажется, вы и сами неплохо с этим справляетесь. Почему же вы решили умыть руки? Зачем вам бросать начатое дело? В конце концов, чем этот самый Фауст лучше вас?

— Ну, знаете, он все-таки знаменитый маг, ему и должна принадлежать великая честь представлять человечество…

— Ну и ну! — воскликнул Одиссей, поплотнее закутываясь в свой плащ. — Что я слышу! За что ж это магу такая честь? Маги ничуть не лучше политиков, а может быть, даже еще хуже! Как вы до сих пор себе этого не уяснили? Магия издревле являлась одним из противников всего человечества, и мне кажется, что со временем она, да и само человечество тоже не так уж сильно изменились.

— Я никогда не думал об этом, — признался Мак.

— Магия дает человеку немалую силу, — продолжал Одиссей, — но лишь немногие знают, как ею пользоваться. Разве горстке посвященных в ее тайны можно доверить управление целым миром? Неужели вам самому хочется, чтобы Фауст правил вами?

— Но Фауст знает гораздо больше, чем простой смертный…

— Его знания в основном касаются тех областей, которые мало интересуют людей обыкновенных. Они как бы лежат в стороне от повседневной людской жизни и от насущных человеческих забот. У меня есть кое-какой опыт общения с магами. В наши времена самым знаменитым среди них считался Тиресий. И что вы думаете, мы позволяли ему вмешиваться в нашу жизнь — скажем, выступать на политических собраниях, управлять каким-нибудь государством или командовать войском? Нет! Наш вождь, Агамемнон, отнюдь не являлся образцом всех совершенств, но он был человек, и он не водил слишком тесной дружбы ни с богами, ни с духами. Бойтесь людей, взявшихся говорить от имени богов!

— Но он настоящий Фауст!

— Ну и что? Это еще отнюдь не значит, что именно он — настоящий обладатель знаменитого фаустовского духа. Не имя красит человека, а человек прославляет свое имя. Если уж говорить о героизме, то я вижу здесь только одного героя — вас, мой милый Мак. Да-да, вас, человека, не обладающего какими-то особыми знаниями и сверхъестественными способностями, но тем не менее пытающегося действовать самостоятельно.