Тридцать третий президент США передал Никта знаменитому писателю Виктору Гюго. Тот сунул мальчика в мешок и закинул на плечо. Никту оставалось радоваться, что мешок пахнет лишь опилками.
— Отступают! — закричал какой-то упырь. — Смотрите, улетают!
— А ты, отрок, не тревожься, — прозвучал за мешковиной голос, кажется, епископа Бата и Уэллса. — В Гульгейме ничего такого не будет. Наш Гульгейм, он неприступный.
Никт не знал, нанесли ли ночные мверзи хоть какой-то урон упырям. Судя по проклятиям епископа Бата и Уэллса, нескольких упырей вроде бы недосчитались.
— Быстро! — закричал кто-то, кажется, герцог Вестминстерский, и упыри рванули вперед. Никту в мешке было неудобно: он все время больно стукался о спину знаменитого писателя. К тому же на дне мешка завалялось несколько досок дерева с шурупами и острыми гвоздями. Один из гвоздей больно впился Никту в руку.
Никта нещадно мотало, кидало, трясло и качало на спине похитителя, но ему удалось-таки схватить гвоздь правой рукой и нащупать кончик. В мальчике снова затеплилась надежда. Он воткнул шуруп острым концом в мешковину, вытащил и сделал еще одну дырку, чуть ниже первой.
Сзади снова кто-то завыл. Никт подумал: тот, кто способен нагнать такой ужас на упырей, наверное, сам еще страшнее. На миг он даже замер — что если он вывалится из мешка прямо в пасть какому-то злобному чудищу? Ну и пусть! Пусть он и умрет, но останется самим собой и не забудет родителей, Сайлеса и даже мисс Лупеску.
И это хорошо.
Никт снова решительно принялся на мешковину и продырявил ее еще в одном месте.
— Поднажмите, ребятки! — крикнул епископ Бата и Уэллса. — Осталось подняться по лестнице, и мы дома, в Гульгейме!
— Ура его преосвященству! — крикнул кто-то другой — кажется, достопочтенный Арчибальд Фицхью.
Теперь движения похитителей изменились. Они не просто бежали, а двигались рывками: вверх и вперед, вверх и вперед.
Никт просунул в дырку руку и выглянул. Сверху угрюмое багровое небо, снизу…
…пропасть, а глубоко внизу — пустыня. Позади тянулась великанская лестница с огромными ступенями. Гульгейма видно не было — скорее всего, он остался сверху. Справа — охристо-желтая скала, слева — крутой обрыв. Придется падать прямо вниз, решил Никт, на ступеньки, и надеяться, что упыри на бегу не заметят. Ночные мверзи кружили высоко в багровом небе, но больше не нападали.
К счастью, позади упырей не было: знаменитый писатель Виктор Гюго замыкал цепочку, и никто не расскажет остальным, что мальчик продырявил мешок и выпал на лестницу.
Упырей не было, но…
Мешок с Никтом подпрыгнул и перевернулся. В дыре мелькнуло что-то огромное и серое. Оно бежало следом за ними по лестнице и злобно рычало.
Оказавшись перед лицом двух одинаково неприятных перспектив мистер Оуэнс частенько говаривал: «Я между дьяволом и морской бездной!» Никт так и не уяснил, что это значит, потому что всю жизнь провел на кладбище и не видел ни дьявола, ни моря.
Я между упырями и чудищем, подумал он.
И в тот самый миг, когда он это подумал, чьи-то зубы вцепились в мешок и рванули. Ткань вокруг дыр затрещала, и мальчик кубарем выкатился на каменную лестницу. Над ним встала огромная серая зверюга, похожая на собаку, только куда больше, с горящими глазами, белыми клыками и огромными лапищами. Зверь рычал, капал слюной и, пыхтя, смотрел на Никта.
Упыри остановились.
— Лопни моя селезенка! — сказал герцог Вестминстерский. — Эта чертова псина зацапала мальчика!
— На здоровье! — сказал император Китая. — Бежим!
— Ой-ой! — сказал тридцать третий президент США.
Упыри побежали дальше. Теперь Никт не сомневался, что лестница вырублена великанами: каждая ступенька была выше его роста. На бегу упыри оборачивались и изображали неприличные жесты в адрес зверя и, возможно, Никта.
Зверь стоял как вкопанный.
Слопает, горько подумал мальчик. Доигрался ты, Никто Оуэнс. Он вспомнил про дом, а почему ушел оттуда, вспомнить не смог. Нет, чудища чудищами, а он должен вернуться домой! Там его ждут.
Никт протиснулся мимо зверя, спрыгнул на следующую ступеньку с высоты четырех футов и приземлился прямо на лодыжку. Нога больно подвернулась, и он упал на камни.
Никт слышал, как зверь тоже спрыгнул и бежит к нему. Мальчик попытался уползти, подняться, но поврежденная нога не слушалась. Никт даже не успел понять, как свалился со ступеньки в пропасть — с кошмарной, невообразимой высоты…
На лету он услышал голос, донесшийся откуда-то со стороны серого зверя. Это был голос мисс Лупеску:
— Ох, Никт!..
Он падал, как всегда бывает в кошмарах — со страшной, безумной скоростью стремился к земле, которая была далеко внизу. В голове Никта сейчас могла уместиться только одна мысль, и поэтому там боролись за место сразу две: «Эта собака и есть мисс Лупеску!» и «Сейчас я ка-а-ак…»
Что-то догнало его, схватило, а потом громко захлопали кожистые крылья, и земля стала приближаться медленнее.
Крылья захлопали еще сильнее. В голове Никта осталась одна мысль: «Я лечу!»