История с лишайником

Он замолчал на минуту, а потом сказал:

— Если бы я только мог апеллировать к трезвому разуму, то не думаю, что здесь возникли бы какие-нибудь трудности. К сожалению, мужья редко когда проявляют рассудочность в отношении жен, а жены еще менее рассудочны, если говорится о мужьях. Ты не думай, что я не понимаю твоего положения. И все же я должен тебе сказать: если ты хочешь рисковать ответственностью, за всю бездну несчастий — в масштабах, каких ты себе никогда не представлял, то ты пойдешь и сделаешь то, что, как тебе кажется, должен сделать; но если у тебя есть разум, то ты не скажешь никому, никому абсолютно.

— И все-таки, — сказал Поль, — ты только что вспомнил: если бы мать была жива — ты доверился бы ей.

Френсис ничего на это не ответил. Он продолжал внимательно рассматривать сына.

— Хорошо. Я понял. Не надо мне больше ничего говорить, — задиристо сказал Поль. — Я знаю, что вы никогда не любили Джейн, никто из вас. А теперь вы заявляете мне, что не доверяете ей. Разве не так?

Зефани переменила позу, словно собиралась что-то сказать, но, видно, передумала. Френсис тоже промолчал.

Поль встал. Не глядя на них, он вышел из комнаты, с треском захлопнув за собой дверь. Через несколько минут они услышали шум отъезжавшей машины.

— Не удался мне этот разговор, — сказал Френсис. — Думаю что он расскажет ей.

— Боюсь что так, папа. И он будет прав. Кроме того, он боится, как она это воспримет, когда узнает, что он знал и ничего ей не сказал.

— И что будет? — спросил Фрейсис.

— Думаю, что она придет к тебе просить для себя курс лейкнина. Не думаю, чтобы она могла до этого что-либо разгласить, так что пока опасности нет.

2

Зефани вышла из лифта и, раскрыв сумочку, начала искать в ней ключ от квартиры. С кресла жуткого вида, предназначенного скорее для заполнения пустоты на лестничной площадке, нежели для сидения, поднялся высокий человек. Увидев Зефани, приближающуюся к дверям, он пошел ей навстречу. Выражение ее лица изменилось за какой-то миг от полной отчужденности — через попытку вспомнить — до страха.

— О, милый! — проговорила она голосом, который абсолютно не отвечал содержанию сказанного.

— Неужели милый? — иронично спросил молодой человек и нахмурился. — Фактически еще час назад я должен был зайти к тебе. И я зашел.

— Я страшно провинилась перед тобой, Ричард. Я очень…

— Но, оказывается, что ты просто забыла об этом.

— О нет, Ричард, нет, — я помнила об этом еще сегодня утром. Но с тех пор так много всего произошло. И это — ну, просто выскочило у меня из головы.

— Неужели — выскочило? — передразнил ее Ричард Треверн. Этот высокий, крепко сложенный, довольно красивый молодой человек стоял и внимательно смотрел на нее, несколько успокоенный откровенностью ее волнения. — Так много чего? — спросил он.

— Семейные дела, — Пояснила Зефани рассеянно. Она положила руку на лацкан его пиджака. — Не сердись, пожалуйста, Ричард. Я ничего не могла сделать. Мне пришлось внезапно выйти из дому. Это одно из таких дел… — Она снова пошарила в сумочке и, наконец, нашла ключ. — Заходи и садись. Дай мне всего десять минут на ванну и переодевание, и я буду готова.

Он пробурчал, заходя вслед за ней в комнату:

— В эти десять минут входят, и те пять, на которые мы уже опаздываем в театр. Если б это было только десять!

Зефани молчала, неуверенно смотря на него. — О, Ричард! А ты не очень рассердишься на меня, если мы вообще не пойдем? Может, просто пообедаем где-нибудь? Я понимаю, что веду себя по-свински, но сегодня я не в состоянии пойти в театр… Если ты сейчас позвонишь туда, то они еще смогут продать наши места…

Он уставился на нее.

— Семейные дела? Кто-то умер? — спросил он. Зефани покачала головой.

— Просто небольшой шок. Это скоро пройдет, если ты мне поможешь, Ричард.

— Хорошо, — согласился Ричард. — Я позвоню в театр. Так что нет поводов для волнения кроме одного — я начинаю чувствовать голод.

Она положила ему руку на плечо и подставила щеку для поцелуя.

— Милый мой Ричард, — сказала она и направилась в спальню.