История с лишайником

Однако после такого неудачного начала вечер уже не удалось повернуть в другое русло. Зефани как-то искусственно стремилась разрядить атмосферу. Она выпила два мартини еще перед тем, как они вышли из дома, и столько же уже в ресторане. Увидев, что это не дает желаемого эффекта, она начала настаивать на том, что, кроме шампанского, ничто не поправит ее настроения, и, хоть это немного волновало Ричарда, шампанское действительно сделало свое дело на какое-то время. В конце обеда ее требования, чтобы принесли двойное бренди, стали такими настойчивыми, что он пересилил себя и заказал его. На этом приподнятость настроения Зефани, вызванная вином, пропала. Она начала хныкать, плакать, требуя еще бренди. Когда он отказал, ей показалось, что с ней плохо обошлись, и она попыталась слезными мольбами вызвать сочувствие у метрдотеля, который в данном случае проявил большой такт, помогая Ричарду осуществить маневр «покидания» ресторана. По возвращении домой, Ричард помог Зефани снять пальто, затем усадил ее в уголке дивана в столовой. Она свернулась калачиком и тихонько заплакала. Он вышел в кухню и вскоре вернулся с кофейником крепкого черного кофе.

— Пей. Все до дна, — сказал он ей, когда она на минуту перестала пить.

— Не насилуй меня, Ричард.

— Пей, — настаивал он, стоя над ней до тех пор, пока она не выпила до конца.

Она снова умостилась в уголке дивана, перестала плакать, успокоилась и через минуту на ее лице не осталось даже следов недавних слез. Только глаза все еще блестели, веки были слегка покрасневшими, а все остальное исчезло бесследно, как бывает только на детском лице. «И правда, — думал он, глядя на нее, — это лицо ребенка. Тяжело поверить, когда она сидит вот так сгорбившись и теребит свой носовой платок, стараясь не смотреть тебе в глаза, что ей уже больше двадцати пяти лет.»

— Итак, в чем дело? — проговорил он с теплотой в голосе. — Что случилось? Какая беда?

Она только покачала годовой, ничего не ответив.

— Не будь глупышкой, — мягко сказал он. — Такие, как ты, не стали бы напиваться без причины. А тем, которые имеют привычку напиваться, нужны куда большие дозы, чем та, от которой ты опьянела.

— Ричард, ты думаешь, что я пьяная? — проговорила она обиженно.

— Конечно. Ты и есть пьяная. Выпей лучше еще одну чашечку кофе, — сказал он.

— Нет.

— Да, — настаивал он. Насупившись, она выпила полчашки.

— Ну, а теперь выкладывай, — сказал он.

— Нет. Это секрет, — ответила Зефани.

— К черту секреты! Я умею хранить их. Как я могу помочь тебе, когда не знаю, в чем же дело?

— Ты не сможешь помочь мне. Никто не сможет. Это секрет с большой буквы, — сказала она.

— Часто уже то, что ты с кем-то поговоришь, приносит облегчение, — сказал Ричард.

Она долго и внимательно смотрела на него. Затем глаза ее заблестели, наполнились слезами, и она снова начала плакать.

— О боже! — проговорил Ричард и сев рядом с нею на диване, взял ее за руку.

— Послушай, Зеф, милая, — сказал он, — временами вещи приобретают жуткие очертания, а особенно тогда, когда ты остаешься один на один с ними. Давай разберемся во всем вместе, чтобы там ни было, и подумаем, что делать. Это не ты, Зеф, это совсем на тебя не похоже.

Она схватила его за руку, и слезы закапали из ее глаз.

— Я боюсь, Ричард. Я не хочу этого. Я не хочу.

— Чего ты не хочешь? — спросил он, глядя на нее. Она покачала головой.

Вдруг его поведение резко изменилось. Он хмуро взглянул на неё, а потом спросил:

— И ты только сегодня об этом узнала?

— Сегодня утром, — ответила она.. — Но сначала — как бы тебе сказать… сначала это показалось мне чем-то заманчивым.

— О! — простонал он.

Почти минуту они молчали. Потом он внезапно повернулся к ней и взял ее за плечи.

— О боже, Зефи… О Зеф, дорогая… Почему же ты не подождала меня?

Зефани глянула на него каким-то задурманенным, жалобным взглядом.

— Ричард, милый, — проговорила она печально.

— Кто он? — допытывался Ричард с гневом. — Ты только назови мне его, и я, я… Кто это сделал?

— Как кто? — папа, конечно, — сказала Зефани. — Он хотел как лучше, — добавила она миролюбиво.

У Ричарда от удивления открылся рот и опустились руки. Какую-то минуту он стоял ошарашенный, словно его ударили молотком по голове. А когда пришел в себя, хмуро проговорил:

— Кажется, мы говорим о совсем разных вещах. Давай разберемся. Что же оно такое, чего ты так страшно не хочешь?

— Ох, Ричард, не будь злым, — жалобно попросила она.

— К черту все это! Нет, я добрый. Но у меня тоже шок. И теперь единственное, чего я хочу, — знать, о чем это мы, черт возьми, говорим?

Она рассеянно Посмотрела на него:

— Обо мне говорим, Конечно. Обо мне и о том, как я живу, живу, живу. Только подумай, Ричард. Все старятся, дряхлеют и умирают, и только я живу… живу… живу… совсем одна, и все живу… живу… живу… Теперь это уже не кажется мне заманчивым, я боюсь этого. Я хочу умереть, как другие люди. Не просто жить и жить — а любить и жить, и постареть, и умереть. Это все, чего я хочу.

Она закончила, и слезы еще сильнее потекли у нее из глаз.

Ричард внимательно слушал ее.