— Мы снова вернулись к нашему основному разногласию, Френсис. Вы считаете, что все произойдет само собой, а я — что придется встретиться с противодействием. Вот только сегодня утром я слушала по радио проповедь… — она пересказала ему ее суть. — Больше всего я боюсь тех учреждений, которые будут бороться за свое сохранение, — добавила она. — Они могут сопротивляться на протяжении столетия и даже дольше.
— Вы многим рискуете — сотнями лет своей жизни, — заметил Френсис.
— Зачем вы так, Френсис? С каких пор риск стал измеряться годами жизни, которую нам предназначено прожить? Если бы это было побочным последствием, то лучше бы мы сами уничтожили лейкнин. Но я не думаю, что это так.
Френсис уставился на свои скрещенные пальцы.
— Диана, с тех пор, как я основал Дарр, через него прошло много людей, наверное, сотни. Они приходили и уходили. Большинство из них не оставило после себя никаких воспоминаний. Кое-кого — трудно забыть. Одни были самоуверенны, за других я чувствовал ответственность. Конечно, тут отвечаешь за каждого, но по отношению к большинству это просто обязанность, в то время как есть люди, к которым у тебя особое отношение. И если появляется такое чувство ответственности, оно не исчезает даже тогда, когда нет непосредственной зависимости… Именно такое чувство у меня, сейчас.
Диана, задумавшись, посмотрела вниз, на носки своих туфель.
— Я не вижу для этого причины, — сказала она. — Конечно, если вы знали, что мне что-то известно про лейкнин, тогда понятно. Но ведь вы же не знали.
— Не знал, — согласился Френсис. — Но в этом чувстве не было ничего сознательного. Оно касалось лично вас; что-то, казалось, случилось с вами, пока вы были тут. Я не знал, что именно, но почувствовал это.
— Но вы никак не проявили этого чувства за все прошедшие годы, не так ли?
— При ваших успехах — вам вряд ли была нужна чья-нибудь помощь или совет, — подчеркнул Френсис.
— А теперь, вы считаете, нужна?
— Я только беспокоюсь о вашей личной безопасности.
— За которую вы чувствуете себя ответственным после всех этих долгих лет, — резко проговорила Диана.
Френсис покачал, головой.
— Извините, если вы считаете это вмешательством в ваши дела. Думаю, что вы понимаете.
Диана вопросительно посмотрела на него.
— Я понимаю, — проговорила она с сожалением в голосе. — Я все чудесно понимаю. Вы отец, чувствующий ответственность за свою дочь, — ее губы задрожали. — К черту, к черту, Френсис, все к черту! О боже, я не знала, что мне нужно держаться подальше от этого места.
Она встала и подошла к окну. Френсис смотрел ей в спину. Морщинки между бровями обозначились еще. резче; Наконец он сказал:
— Я был намного старше вас.
— Будто это имело какое-то значение, — ответила Диана, не оборачиваясь. — Будто это когда-нибудь имело значение!
— Старше настолько, что мог быть вашим отцом…
— А теперь? Неужели вы не понимаете, Френсис, — между нами изменилось даже и это. Насколько вы теперь старше меня?
Он подошел к ней, все еще глядя ей в спину, однако каким-то новым, взволнованным взглядом.
— Я не знаю, — сказал он невнятно и остановился. — Диана… — начал он.
— Нет! — воскликнула она и повернулась. — Нет, Френсис, нет! Я не дам вам воспользоваться этим. Я… я…
Она вдруг замолчала и выбежала в другую комнату.
4
Воскресные газеты прорвали сеть молчания. И в понедельник газеты вышли под заголовками:
«Все еще волшебная в восемьдесят лет!» («Миррор»).
«Места для сидения — подросткам» («Скетч»).
«Стоячие места для стариков» («Мейл»).
«Антигерон ставит моральные проблемы» («Ньюс кроникл»).
«Никаких привилегии для богачей» («Трампитер»).
«Новый подход к возрасту» («Мейл»).
Только газета «Таймс» продолжала хранить молчание, словно решив хорошо подумать, прежде чем сделать выводы.
Без какой-либо причины, просто потому, что она оказалась под рукой, Диана взяло «Трампитер» и начала читать передовицу.