«…вышла за рамки своей компетенции, осуществила агрессивный акт в той области, которая принадлежит только Всемогущему Богу. К другим грехам науки которых немало, добавилась еще гордость и злобное противопоставление воле господней. Разрешите прочитать вам еще раз этот отрывок из девяностого псалма: „Дней нашей жизни три раза по двадцать и десять; и пусть люди будут такими сильными, что доживут до четырех раз по двадцать, но их сила тогда обернется в страдания и тяжкий труд, и вскоре она оставит нас и мы умрем“. Это Закон Божий, ибо это закон бытия, которое он нам дал. „Дни человека — трава; ибо человек цветет, как цветок полевой“, говорится в сто третьем псалме. Запомните это: „как цветок полевой“, а не как цветок, полученный от вмешательства ученого садовника. И вот наука в своей нечестивой гордыне посягает на замысел творца Вселенной. Она выступает против образа человека, сотворенного Богом, и говорит, что может сделать лучший. Она предлагает себя как идола взамен Бога. Она грешит, как грешили дети Израилевы, когда про них писали: „И так они осквернили себя своими собственными словами и занялись блудом со своими собственными выдумками“. Даже преступления и грехи физиков можно простить перед бесстыдством людей, которые настолько забыли о Боге в своих душах, что осмелились предать сомнению милость Божию. Это дьявольское искушение, которым нас теперь испытывают, будет откинуто всеми, кто боится Бога и уважает его законы, и обязанность этих благоверных защитить слабовольных от недоумия…»
Диана внимательно выслушала все до конца. И как только после этого обращения заиграл гимн, снова зазвонил телефон. Диана выключила приемник.
— Алло, мисс Брекли. Вы слушали? — спросила мисс Толвин.
— А как же, Сара. Сентиментальные глупости. Интересно, а лечение больных тоже греховное вмешательство в природу человека? Не представляю, чтобы кто-то мог все это откинуть теперь. Спасибо, Сара, что сказали мне. Больше мне не звоните. Я выхожу. Не думаю, чтобы появилось еще что-нибудь новое раньше завтрашнего выхода газет.
Диана так развернула свой роллс перед Дарр-хаузом, будто это была потерявшая управление огромная яхта. Занятая своими делами, она забыла о здешней беде, и теперь в замешательстве смотрела на крыло, где когда-то находились жилые помещения. Большая часть интерьера уже была очищена от обломков, а штабели строительных материалов указывали на начавшееся восстановление, так как ни одно из сохранившихся помещений, не годилось для жилья. Диана снова включила мотор и поехала к автопарку. Там стоял лишь один-единственный автомобиль с открытым капотом, и симпатичная молодая женщина колдовала над мотором. Диана почти бесшумно остановилась рядом с нею, только тихо зашуршал гравий. Молодая женщина вздрогнула и удивленно посмотрела на роллс. Диана спросила о докторе Саксовере.
— Доктор временно перебрался в общежитие, — ответила девушка. — Думаю, он сейчас там. О, какая машина! — добавила она с откровенной завистью, наблюдая за тем, как Диана выходит из автомобиля. Потом внимательно присмотрелась к Диане. — Послушайте, не ваше ли фото я видела сегодня утром в «Санди джадж»? Вы мисс Брекли, правда?
— Да, — призналась Диана и помрачнела. — Но я была бы вам очень благодарна, если бы вы сохранили это в тайне. Я не хочу, чтобы кто-то знал, что я была здесь; думаю, что и доктор Саксовер попросит вас о том же одолжении.