– Вы археолог? – догадалась я.
– Так, любитель, – усмехнулся Дуров. – Здесь очень интересные места, поселения бронзового века. Мы со школьниками организовали раскоп.
– И что, попадается что-то ценное?
– В основном наконечники стрел и топоры. Недавно нашли височное украшение. Да я сейчас покажу.
Учитель расстегнул ветровку и извлек белоснежный платок. Развернул, и мы увидели у него на ладони плоскую висюльку, потемневшую от времени.
– Невзрачная какая, – разочарованно протянула Зоя. – И чего, за это большие деньги платят?
– Пока мне никто ничего не платит, – засмеялся Дюрер. С улыбкой он был еще красивее, чем без нее, – невольно отметила я. – Находки хранятся в школьном музее. Да вы посмотрите, как красиво, какая тонкая работа, а ведь это первый век до нашей эры.
Альберт подошел к окну, подставил находку свету. На мой взгляд, ничего особенного. Железяка и железяка. Но я изобразила искреннюю заинтересованность.
За плечом учителя пыхтел Коля, дамы тоже подошли, чтобы полюбопытствовать.
– А можно будет как-нибудь посмотреть ваши раскопки?
– Конечно, буду рад.
Мы вернулись за стол. Я отхлебнула из кружки. Бр-р, ну и гадость! Хуже микстуры, которой меня поили в детстве. Даже из вежливости не стану это пить!
Между тем Коля в два глотка осушил свою кружку и уставился на Альберта. Хитро ухмыльнулся, подмигнул:
– Врет он все. Давно уже нагреб там целый мешок драгоценностей, цацек всяких. А эти железки – так, для прикрытия.
Альберт Генрихович искренне рассмеялся и предложил:
– Приходите завтра на раскоп, посмотрите сами.
В этот момент Коля медленно сполз со стула и повалился на пол.
– Ой, блин, печет как, – кряхтел мужик, держась за живот.
– Коля, ты чего? – ахнула Зоя.
Я подскочила к лежащему и повернула его лицо к свету. Кожа была холодной и липкой, на ней выступил пот, зрачки сжались в точку. Тронула руку – под моими пальцами пульс частил, срывался.
– «Скорую»! – крикнула я. – Быстро вызовите «Скорую»!
– Да нет тут никакой «Скорой», – рассеянно пробормотала Зоя. – Фельдшер в больничке.
– Бегите за ним, – скомандовала я и тут же принялась действовать. – Чего стоите, помогайте! – бросила я Дюреру. Но мой идеал мужчины повел себя не лучшим образом – позеленел и попятился к двери.
– Он умрет, да? – странным, жалобным голосом произнес Дюрер.
– Черта с два! – оскалилась я. – Тогда уйдите, не мешайтесь!
Помощи ждать мне было не от кого – Филаткина прижала ручки к щекам и растерянно моргала, сосед выглядел так, будто сам был близок к обмороку, Зоя побежала за помощью. Не знаю, как, но мне удалось быстро влить в Николая два литра жидкости, а затем вызвать рвоту. Мне приходилось оказывать первую помощь не раз и не два, хотя отравления не по моей части. Но тут даже не надо было медицинского образования, чтобы понять – это цикорий пошел Коле не впрок.
Без малейшей брезгливости я возилась с больным до прихода фельдшера. Альберт дрожал в углу, странно поглядывая на меня, а потом выскользнул за дверь на свою половину. Надо же, с виду такой мужественный красавец, а на деле – тряпка, а не мужчина!
Интересно, что сказал бы по этому поводу Аркаша. У попугая до сих пор всегда находилась цитата к случаю.
Фельдшер оказался толстой женщиной в цветастом халате. К тому моменту, когда она пришла, делать ей было уже нечего. Я успела промыть Коле желудок, растолочь с десяток таблеток активированного угля и дать больному. Резь у него прекратилась, пульс пришел в норму. Коля лежал на полу, слабо икал и матерился.
– Нормально все, – выдала заключение фельдшерица, осмотрев больного. – Оклемается мужик. В рубашке родился. Повезло, что знающие люди рядом оказались, – тетка бросила уважительный взгляд в мою сторону. – А чего пили-то? Бимбер, поди, самогонку из картошки?
– Цикорий, так его, – простонал Коля.
– Может, в больницу его? – предложила я.
– Да нормально все, – отмахнулась фельдшер. – По нашим дорогам только хуже растрясете. Обошлось.
– Обошлось, – сказала я и отправилась мыть руки.
Альберт Генрихович появился спустя час, когда Коля, бледный, но живой лежал на высоких подушках супружеской кровати. Зоя хлопотала возле мужа. Ольга Дмитриевна скрылась в своей комнатке – старушке понадобилось прилечь.
Красавец-мужчина робко заглянул в комнату. Увидев меня, жилец смутился, но все же вошел на хозяйскую половину и спросил:
– Как здоровье Николая?
– Вашими молитвами, – усмехнулась я. Надо сказать, сосед здорово упал в моих глазах. И что я в нем находила раньше?
Учитель помялся и несмело произнес:
– Наверное, вы считаете меня тряпкой, Евгения?
– Какая разница? – я пожала плечами. – Главное, что с Колей все нормально. Вы же не врач.
– Понимаете, у меня фобия, – признался жилец.
– Что, простите?
– Фобия, – чуть слышно повторил мой Дюрер. – Не могу выносить все, что как-то связано с болезнью или смертью.
– Для вас новость, что все люди смертны? – удивилась я.
– Это болезнь, – опустил голову учитель. – Я не виноват.
– Ну конечно. Идите к себе, Альберт Генрихович, – устало проговорила я. – Хозяевам сейчас не до вас.