– Снявши голову по волосам не плачут, – философски заметил Пятый. – Думаю, одна сигарета погоды не сделает.
– Ладно, кури, – сдалась Валентина. – Может, ты и прав.
– Спасибо… рыжий, дай прикуриватель.
– Держи… Валентина Николаевна, вы на той неделе зайдёте? – спросил Лин. – Просто так, посмотреть. Ладно? Они при вас себя получше вести начинают, я на это уже давно обратил внимание.
– Зайду, в пятницу, – пообещала та. – Может, разрешат хоть хлеба принести.
– Это вряд ли, – вздохнул Пятый. – Лучше не пробуйте, а то ещё доложат… потом хлопот не оберёшься…
– А им это надо? – риторически спросила Валентина.
– В прошлый раз понадобилось зачем-то, – заметил Пятый.
– И то верно, – добавил Лин. – Перебьёмся мы, Валентина Николаевна. Главное, сами придите. А мы уж как ни будь…
Все снова замолчали. Начинался дождь – пока ещё слабый, редкий. Крупные тёмные капли ложились на дорогу, на запылённом ветровом стекле появились первые тоненькие промоины. Валентина включила дворники и прикрыла окно. Дождь… кто, кроме тебя, сумеет это сделать, а, дождь?… Кто сумеет размыть и смешать с грязью соль земли? Только ты и никто иной. Вот только нужно ли это тебе?…
– Валентина Николаевна, а можно музыку включить? – спросил Лин. Та пожала плечами – мол, делай, что хочешь. Лин полез в бардачок, вытащил кассету. Поставил, немного прибавил звук.
– Хорошая песня, – заметила Валентина. – Только не про нас.
– А про нас так и вообще нету, – сказал Лин, устраиваясь поудобнее. – Если про нас песни петь, так люди потом по ночам спать не смогут.
– Это точно, – покивала Валентина. – Людям про что слушать нравится? Про любовь. Чтобы как в сказке – плохо началось, а потом хорошо кончилось…
– Ну, изредка можно и наоборот, – добавил Лин. – Про разбитое сердце и квёлые цветы. Чтоб всем стало жалко и муторно. Но ненадолго.
– Ещё можно петь про то, как жаль себя любимого, – проговорил Пятый. – Тождество… очень просто. Избитый образ, штамп, позволяющий отождествлять себя с певцом… он – как я, я – как он… впрочем, это уже и искусством назвать нельзя…
– А что же это? – спросила Валентина.
– Поделка. У нас тоже таких было предостаточно, – пожал плечами Пятый.
– Удачные иногда встречались, – примирительно сказал Лин. – Ту же “Осень” взять, к примеру…
– М-да… вкусы у тебя, рыжий, – поморщился Пятый. – Хотя… приятная вещица была, что говорить…
– Это вы про что? – не поняла Валентина.
– Да про песню одну, – пояснил Лин. – Только вы её не поймёте, она не на русском, а перевод мы не делали… как-то недосуг всё было.
Валентина горько усмехнулась и попросила:
– Может, напоёшь? Хоть мотивчик послушать…
Лин ломаться не стал, напел. Валентина похвалила, Пятый погрозил Лину кулаком – не подводи человека, дурак! и снова принялся смотреть в окно.
– Ладно, Лин, – примирительно сказал Пятый. Всё равно рано или поздно всегда приходится возвращаться. Так уж устроен мир. И ничего с этим не сделаешь.
– Ладно. Только всё равно мне сейчас муторно и плохо, – признался Лин. А мир… да Бог с ним.
Предчувствие
Бесконечность, которую разрезают пополам рельсы… Они словно делят серый прямоугольник пола на две равные части, эти блестящие под лампами рельсы. Бесконечен путь вверх, бесконечен вниз. Только шаги и дыхание, всего лишь простые понятные звуки, способны хоть как-то изменить то, что начинает казаться бесконечностью в кубе. Твои шаги и дыхание.
– Тележку наверх!… – как это привычно.
“Рабочие” покатили тележку… Как устали руки, и как болят плечи!… Скорей бы в “тим”, сколько ещё осталось?… И что с Лином? Вторые сутки пошли с того момента, как Лина отвели в девятую. Долго нет, слишком долго. Это неправильно. Только бы ничего не случилось…
– Вперёд!… А ну, шевелись, Пятый, чего тащишься!… Шестой, мать твою, пошёл, давай!… Кому говорю, глухой что ли?…
Ящик – на спину… нормально. Хорошо, что удалось подойти в первых рядах – не придётся нагибаться, чтобы достать ящик со дна тележки. Это хорошо. Осталось немного, через час поведут в “тим”. Нет, в “тим” нельзя.
– Коля, – он уже заранее сжался в ожидании удара, – что с Лином?
– Сам присмотришь, – отмахнулся тот. – Лежит в девятой.
– Когда? – спросил Пятый.
– Иди хоть сейчас… вали, чего смотришь?
– Как я открою?
– А меня не ебёт, как откроешь. Как получится… Ладно, шучу. Держи ключи.
“Слава Богу”, – подумал Пятый, а вслух спросил:
– Нам потом в лазарет?
– В девятой останетесь. Валентины нет, смоталась куда-то на выходные…
– Хорошо.
А говорят, что счастья на свет не бывает. Бывает, ещё как бывает! Смотря что вкладывать в значение слова “счастье”. Вот сейчас, к примеру. До чего же легко идти, если на плечах нет ящика. Можно так сильно не спешить, двигаться помедленнее, не торопясь. Можно даже прислониться к стене и постоять секунду-другую, подождать, когда перестанет кружиться голова…
– Пятый! Поди сюда!… – позвал Юра. Он стоял около двери в “тим”, видно, только что вышел. – Падаль выкини…
Вот же угораздило! Ладно, не впервой…
– Куда?… – только и спросил Пятый, взваливая на плечи труп “рабочего”.
– Во вторую яму. Потом зайдёшь сюда.