– А сама ты что думаешь? Тебе и в страшном сне не присниться то, что он сейчас испытывает. Валя, он же от боли умирает, понимаешь? Даже не от ран, а именно от боли. То, что мы его не вылечим – это однозначно, но мы обязаны, подчёркиваю, обязаны максимально облегчить ему мучения. И все твои выкладки насчёт того, что, если меньше колоть морфия, то он дольше проживёт, становятся совершенно не актуальными. Я говорил с ним, пока вас не было, помнишь, когда он пытался покончить с собой?
– Помню, – печаль и осознание собственного бессилия, – ещё бы не помнить…
– Мы с ним заключили договор. Он, я больше чем уверен, об этом договоре и не заикался. Я пообещал ему обезболивающее в любом количестве, а он, в свою очередь, пообещал больше не совершать попыток суицида. Теперь ответь – были попытки?
– С тех пор – не было.
– Он своё обещание выполнил. И не мешай мне выполнять своё. Я привожу морфий?
– Да.
– Даже с избытком?
– Да.
– Вот и будь любезна, коли столько, сколько он попросит, – жесткость, раздражение.
– Он не просит.
– Он и не будет просить. Он ждёт от вас с Ленкой лишь одного – понимания. Даже сочувствие ваше ему не нужно. И уж совсем ни к чему твоё желание его спасти. От смерти нет в саду трав, Валя. Позволь ему сделать то, что он хочет.
– Что он хочет, Вадим?…
– Умереть, Валя. Неужели тебе не ясно?…
– Вот погоди, найдём Лина… тогда и посмотрим, кто здесь умрёт первым!
– Вряд ли вы его найдёте, Валя. Если он ещё жив, то…
– Отсохни твой язык, Вадим!
– Валя, если ты напряжёшь хоть немного свои мозги, ты вспомнишь, что Пятый бросился под тот автобус чуть не на глазах у Лина. Значит, решение это он принял гораздо раньше, чем ты думаешь. Делай выводы сама, по мере своего разумения, а я, с твоего позволения, буду делать то, зачем приехал. Ты меня вызвала из-за того, что он не может проснуться? Давай будить. Неси лекарства…
Воздух тяжелый. Дышать трудно, воздух не хочет проходить в лёгкие, застывает где-то на пол дороге. Словно пытаешься дышать водой, даже и не водой, а густым клейким сиропом. И запахи вокруг неприятные, тоскливые какие-то… спиртом пахнет, какой-то лекарственной дрянью… Пятый приоткрыл глаза ровно настолько, чтобы понять, кто рядом с ним и что происходит. Валентина сидит рядом, что-то читает. Больше никого не видно. Ушел Гаяровский. На кухню, к Лене, судя по их голосам…
– Валентина Николаевна, – прохрипел Пятый, – сколько времени?
– Одиннадцать утра, – ответила та, – как дела? Выспался?
– Дела? – Пятый помолчал, прислушиваясь к своим ощущениям. Затем с лёгким удивлением сказал. – Неплохо… я бы даже поел, если можно…
– Обязательно, – пообещала Валентина, – сейчас. И укол тоже, пока я не забыла.
– Я бы напомнил, – Пятый приподнял брови, совсем чуть-чуть, но Валентина, зная, что это означает что-то вроде улыбки, очень обрадовалась, – Валентина Николаевна, вы не проветрите комнату?… А то душно, и спиртом сильно пахнет…
– Дышать трудно?
– Совсем немножко… не страшно… это пройдёт. Вадим Алексеевич пока не уехал?
– Он ждёт, когда ты проснёшься, – Валентина вынула из шкафа плед, укрыла Пятого, надела ему на голову вязаную шапку, приоткрыла форточку и вышла – за Гаяровским. Пятый посмотрел по сторонам, взгляд его остановился на книжных полках. Он решил непременно попросить Лену поискать в небольшой библиотеке что-нибудь интересное. Пятый чувствовал себя относительно хорошо – начинался светлый период.