История сахара: сладкая и горькая

Джеймс Грейнджер, доктор и светский лев, женился на Дэниэл Берт и начал врачебную практику на Сент-Китсе. Вскоре он задумался и о достойном его талантов занятии, которое сделало бы ему репутацию и принесло состояние. Очевидно было, что плантаторам необходимы наставления по производству сахара, и Грейнджер решил этим заняться. Однако, отринув прямолинейную прозу, он обратился как к образцу для подражания к «Георгикам» Вергилия, описывавшим сельское хозяйство Рима в I в. до н.э., включая пчеловодство.

Этот стиль, привычный в то время, вскоре должен был выйти из моды; впрочем, Эразм Дарвин, дед Чарлза, прославился тем, что писал в такой манере о природе, классификациях и своих взглядах на эволюцию новых видов. Эразма высоко ценили как поэта, он повлиял на многих английских поэтов начала XIX в.: он наглядно продемонстрировал, что, когда пишешь «Георгики», нельзя называть лопату лопатой:

«Железный клинок, женатый на деревянной палке,

Тобой селянин переворачивает дерн».

После ссоры со Смоллеттом Грейнджеру следовало быть более осмотрительным и не давать такого очевидного повода поднимать себя на смех, но, похоже, он учился слишком медленно. «Сахарный тростник: поэма в четырех книгах», опубликованная им в Лондоне в 1764 г., была громоздким томом белых стихов, посвященных всем аспектам выращивания сахарного тростника, обращению с рабами, производству сахара и многим другим темам. К сожалению, плантаторам не было особого дела до изысканного стиля, а лондонцам не были интересны подробности таких важных вопросов, как порча тростника крысами, болезни рабов или навоз. Доктор Джонсон от души посмеялся над Грейнджером, как рассказывает Босуэлл:

«Он говорил с пренебрежением о поэме Дайера "Руно"». «Из этой темы, сэр, невозможно извлечь поэзию. Как можно поэтично писать о сарже и драгете? Вы увидите, что многие будут нелестно отзываться об этой замечательной поэме, "Руно"". Говоря о "Сахарном тростнике" Грейнджера, я вспомнил, что м-р Лэнгтон рассказал мне, как все острословы, собравшиеся на чтении рукописи у сэра Джошуа Рейнолдса, прыснули со смеха, когда после помпезных белых стихов поэт начал новую главу со слов: "Теперь, о Муза, воспой же крыс".

И что еще смешнее, один из присутствовавших, смотревший на чтеца слегка сверху вниз, подметил, что изначально там было слово "мышь", но его заменило слово "крыса" как более величавое».

Это, конечно же, было неправдой. Согласно Ричарду Лигону, крысы всегда были проблемой для посевов тростника — и потому, что они повреждали растения, и потому, что разносили скверную болезнь лептоспироз. И все же, немного подменив понятия, Джонсон высмеял эту работу. Вот что рассказывает Босуэлл:

«Джонсон сказал, что доктор Грейнджер — милый человек, который делает все, что в его силах. Он считает, что его перевод Тибулла был очень хорош, но "Сахарный тростник, поэма" ему не понравился, и он воскликнул: "На что ему дался сахарный тростник? Так кто-нибудь еще напишет "Грядку петрушки, поэму" или "Капустное поле, поэму""».

Грейнджер по-видимому надеялся, что эта работа создаст ему репутацию и поможет заработать достаточно денег, чтобы отойти от дел, вернуться «домой» и наслаждаться своим богатством. На Сент-Китсе он лечил рабов, посещал владельцев плантаций, «креолов», как их там называли, и торговал лекарствами. Он также выезжал на соседние острова, когда его туда вызывали к больному. Его поэма несла серьезное послание, она имела целью научить начинающего плантатора всему необходимому: