История села Мотовилово. Тетрадь 10 (1927 г.)

– Как же, как же… Жив он. Живет он, как раз у меня в ж..е. Мой-то дом окошками-то в улицу глядит, а Гришка-то своим домом, мне как раз в зад упер. У нас дворы-то, видно, сполились. Гришка-то, еще, мне близким сродником доводится, а его-то мать Оксинья, мне троюродной сестрой доводится, а мы с Гришкой-то кумовья. А вообще-то он мне двоюродный племянник, – так с большими подробностями, разъяснял Семион, о родственных узах между им и Гришкой.

– Ты уж тогда, передай им с его бабой, по большущему привету от меня лично, скажи ему, мол твой друг из Пустыни Фролка Харитонов, приветы передал!

– Скажу, скажу. Непременно передам твои приветы Гришке, как только приеду домой, сразу и скажу!

– Ну вот, спасибо! – поблагодарил Фролка Семиона.

Всю дорогу, Семион твердил про себя, чтобы не забыть о фролкиной просьбе, а как стал подъезжать к Мотовилову, из головы выдуло, запамятовал. По приезде на место и разгрузившись, мужики разъехались по домам, чтоб распрячь лошадей и снова собрались в доме Крестьяниновых, чтоб, после трудов праведных, выпить и закусить.

– Ты Семион Трофимыч, больно скоро опьянел! Не успели по первому выпить, а ты уж захмелел! – на ухо проговорил Николай Ершов Семиону, сидевшему с ним рядом.

– Я с утра нежрамши, вот самогонка-то и бо́рит. Вот это зараз сгогочу и спать захочу! – подвигая к себе тарелку с жареной картошкой проговорил Семион Николаю.

– Смотри с голодухи-то не объешься! – полушутейно предупредил его Николай.

– А ты, что плохо закусываешь? – спросил Семион Николая.

– А зачем я много буду есть сейчас, коли завтра опять есть захочу, – отшутился Николай. – Я мясо мало ем, а вон какой толстяк! Любой мужик в меня влезет и во мне повернется, –самовосхваляюще проговорил Николай.

– Нет, а у меня с голодухи брюхо к спине подвело! Так-что, на чужбинку-то, я поем, у приволья-то досыта, доотвала!

И он дорвавшись до привольного хлеба навалился так, что чуть не объелся, еле успел на двор выпорхнуть. По прибытии со двора, Семион снова сел за стол и разговорившись стал восхвалять хозяина.

– Мне, Федор Васильич, твою выручку, перед богом не замолить. Помнишь, весной-то я к тебе с просьбой обратился насчет хлеба, а ты сказал: «Есть у меня немного залежалой ржи, разве выручить?» И выручил! Спасибо тебе за это, век не забуду! А мне только бы до жнитвы дотянуть, а там… И нынче вот у вас лафа! Ешь сколько душа желает! Спасибо Федор Васильич, – невнятно разглагольствовал подвыпивший Семион. Вообще-то, он когда трезв, разговаривал мало, и в беседу ввязывался без особого азарта, с неохотой. Имея, свою манеру разговаривать с людьми, если она велась за столом, то он обычно облокотившись обеими руками о стол, закрывал рот и нос сложенными лодочкой, наподобие ракушки, ладонями. И когда ему нужно было, что-либо сказать, он размыкал “ракушку” и скупо выпустив несколько слов, ракушка снова закрывалась, до следующего изречения. А вообще-то среди разговаривающей компании сидел “букой”. Подали по третьему стакану. Семион с большим аппетитом поднес стакан к полуоткрытому рту. Сквозь донышко стакана, видны были его увеличенные стеклом, лацкающие о края стакана, полусгнившие зубы и лакающий рот, со всеми его розоватыми внутренностями. К исходу он налычелся как Зюзя и и болтливо развязал язык.

– Когда я выпью, всех богаче бываю! – осмелев, басисто горланил он.

– Но ведь, богатство-то твое обманчиво, и только когда пьешь! – урезонил его хозяин дома Федор. – Вот ты баишь богатый бываешь, а сам баил, что у тебя копейки рисовой за душой нет! – ввязался в разговор Ершов.

– Как нет? – возразил Семион. – Я только вчера на улице нашел старинный медный пятак и не поднял его.

– А что?

– А так! Наклонился, глянул, а он кверху-то решкой летит.

– Ну и, что; поднимал бы и клал его в карман, чай решка-то непомеха! – подзадоривал Семиона Николай.

– Как не помеха! Ведь решка-то не к счастью!

– Эх ты, какой недогадливый! А ты бы поднял, в руках-то перевернул бы три раза. Вот и орлом бы он у тебя на ладони очутился, – поучал Семиона Николай.

– Ну я этого не знал, – спохватился Семион.

– Пойду его поищу может найду. Он в траве валялся. Я вот, удивляюсь, кто не пропивает, куда же деньги девают? – ни к кому не обращаясь вопросил Семион.

– Я вот, например, крупные-то под матрас кладу, а мелкие-то курам, выбрасываю, а они их, что-то не клюют! – отшутился Николай. – А если, к примеру, в город за каким-либо, товаром ездить приходится, то семье своей, я каждый раз по калачу привожу. Вот денежки-то и расходуются, а ты говоришь: куда деньги деваются! – добавил к разговору о деньгах Ершов.

– А я вот, хотел было одеяло купить, а то одеваюсь шубой, а вголова-то кладу Дарьин кафтан, а оно непомерных денег стоит, а деньжонки-то в кармане присмирели. Но все-же голицы новые купил! – с добродушной улыбкой высказался Федотов.

– Слушай-ка Семион Трофимыч, возьми у меня плуг на подержанье. Он мне пока не нужен, замени соху-то, я соху-то давно на дрова исковеркал! – расщедрившись под хмельком-то, предложил свой плуг Ершов Семону.

– А ты, что без плуга-то делать будешь? – поинтересовался Иван.