История села Мотовилово. Тетрадь 15. Колхоз

— У меня всякой сряды насряжёно, на всю молодость хватит: вот чёсанки новые, с новыми калошами, пеньжак добротный, шапка, рубах несколько, одних портков малестиновых штук восемь запасёно, так что поженимся, немножко пообживёмся и тебе всего накупим: сарафанов и платков с полушалками понакупим сколь тебе захочется, столь и приобретём! — самозабвенно размечтался Серёга перед своей невестой. — Я тебя ещё пуще любить стану! — к сказанному добавил он.

— А не обманешь?! — с сомнением сказала она.

— Да ты что, вроде как ты мне и не веришь, на это я могу разобидеться! — притворно осердившись, укротил себя Серёга.

— Ну уж ладно! Сразу и обиделся, я ведь не в укор тебе сказала, я знаю, что ты меня любишь, а ты давай-ка поцелуемся, и вся обида пройдёт! Ну вот, давно бы так, мой разлюбезненький Серёженька! — с нежностью и любовью припала она к нему.

— Люблю девок с высокими грудями! — нечаянно вырвалось у Серёги, когда он ощутил около себя плотно прилегшие к нему её пышные груди.

— Вот ты, Серёж, обещаешь всего накупить, когда поженимся, а где ты денег столько-то возьмёшь? — поинтересовалась Анисья.

— Как где? Сам, своим трудом заработаю: станок поставлю, точить день и ночь стану, каталок наработаю, вот тебе и деньги. А то пашчпарт себе выхлопочу и на автозавод хлыну, в город на добыток финансов. Бают, там деньги платют почти ни за что! — размечтался, расфантазировался Серёга.

— Как так!? — встревоженно прервала его Анисья. — Ведь ты только что говорил о женитьбе и о нашей с тобой совместной жизни, и вдруг — пашпорт! Ты мне сразу сомнение на сердце кладёшь! А если да обманешь?! — обидчиво заметила она ему, с недоверием пытливо устремив на него пышущие добротой глаза.

— Да это я так, к слову, сказал, ради тебя размечтался, ты меня прости, милая Анисьюшка. Конечно, скоро поженимся, и если тятька не согласится до Масленицы женить меня, то поженимся мы с тобой сами собой. Куплю станок, сразу же отделюсь, станок поставлю вон в этом углу, точить буду, денег накопим и будем жить с тобой припеваючи. Я тебе наряду накуплю — барыню из тебя сделаю! Эх ты, дурёха! — он разгорячённо подошёл к ней вплотную и буйно поцеловал её в щёку и уселся у неё на коленях.

Она, повеселев, преданно стерпливала тяжесть его тела на своих коленях и, выслушав его изреченье, которое ей понравилось и показалось особо лестным и обнадёживающим, решила дело закруглять, и если он вопрос о женитьбе будет ставить вплотную, то не сопротивляться. «Надо же примыкать к какому-то берегу!» — помыслила она про себя.

— Встань-ка, дружок, нога одрябла! — попросила она его встать с коленей. Он повиновался, встал. — Серёж, почеши-ка мне спину, я своей-то рукой не достану, а спина зачесалась, терпенья нету!

— Да туда-ти мне не так просто добраться, ты вон сколь всего на себя-то навьючила! — с радостью приготовившись почесать ей спину, отозвался Серёга.

— А ты просунь мне под рубашку руку и почеши между лопаток, особенно в самой ложбинке.

Он, сверху протиснув руку, старательно и нежно принялся чесать там, где указано.

— Чуть-чуть пониже! — командовала она. — Тут, тут, вот гоже! — захлёбываясь от удовольствия, ворковала она.

Одной рукой чеша ей спину, другой рукой придерживая её за пышную грудь, Серёга, возбудившись, припал к её загорбку и сладостно поцеловал мягкий, пышно набухший бугорок её зашеины, и, не сдержавшись от неудержимого влечения к женскому телу, он в ярости, трепетно обхватив её и приподняв мощными руками, поволок на кровать…

На второй день этого случая Серёга с большим переживанием, нестерпимо ждал вечера, а как только смеркалось, он уже был у Анисьи. Он явился к ней в приподнятом настроении, а она сидела на лавке у стола, опечаленно понурив голову, и явно была не в духе…

— Ты что, вроде бы какая-то невесёлая? — озабоченно осведомился он.

— Будешь невесёлой: всю ноченьку не уснула, глаз не сомкнула, проплакала! — с дрожью в голосе ответила она ему.

— Это почему же так? — дознаваясь, переспросил Серёга, видя, как у неё дрожат губы.

— Как из-за чего, ты разве не знаешь, что вчера ты из меня бабу сделал! — обидчиво возвестила она. — А теперь прикидываешься, как будто, между нами, вчера ничего и не произошло! Все вы, парни, такие, на вас надежа-то, видать, лыса! А я и не чаяла в тебе этого, и не думала, что ты на такое способен! — упрекала она его.

— Чай я тоже живой! — отрезал он. — Ну и что тут особенного! Есть из-за чего плакать, слезы понапрасну тратить, вот горе-то! Да если бы не я, так другой кто-нибудь с тобой это же сделал! Чай ты не двух годов по третьему, а уж тебе, сама баила, двадцатый прёт! — изрекая неопровержимые доводы, изрекал слова Серёга перед Анисьей.

— Весной, в Овдокеи, двадцать первый пойдёт! — уточнила свой возраст Анисья.

— Ну так тем более, ты уже в годах, да и мне с Покрова тоже 21-й попёр, так что мы оба с тобой в годах: пора и к делу! А вдобавок, я тебя так люблю, что и расставанья у нас с тобой не будет! — чистосердечно признался он перед нею.