Своё заявление Василий Ефимович решил нести не в правление колхоза, а на квартиру председателя и вручить его в руки самому Федосееву. Он шёл вечером, маскируясь уже наступившей темнотой по скованной вечерним морозцем дороге. Вдруг, в стороне на дороге внезапно что-то зашевелилось, от испуга Василий Ефимович всем телом нервно вздрогнул и даже остановился вглядываясь туда, где что-то шевелясь шуршало. Всмотревшись в зыбкую темноту, он заметил валявшийся на земле смятый, выброшенный кем-то клок газеты. Ветерок подхватывал и катил этот бумажный клок по неровностям заснеженной и замёрзшей дороги. Бумага таинственно и как-то пугающе шуршала, вызывая у Василия Ефимовича испуг и недоброе предзнаменование. Придя на квартиру к Федосееву, он прежде всего приветственно поклонился:
— Здравия желаю Николай Лексеич! — поздоровался он с председателем. — Вот я к вашей милости.
— Здравствуй, здравствуй, в чём дело-то?! — доброжелательно ответил на приветствие и Федосеев.
— Вот я, благоразумно поразмыслив и здорово рассудив решил вступить в колхоз и написал заявление, вот оно! — достав из кармана заявление и подав в руки Федосееву, взволнованно проговорил Василий Ефимович.
— Ну-ка, ну-ка, давай прочтём, что тут написано.
И Федосеев стал читать его заявление. Скосив набок голову, заглядывая через плечо Федосеева, Василий Ефимович читал им же самим написанное «прошение» словно оно писалось не им самим, и он как будто не знает, что в нём написано.
— Ну ладно. Завтра на заседании правления разберём твоё заявление, о результатах сообщим, — только и сказал Федосеев.
Попрощавшись, Василий Ефимович ушёл. На обратном пути ему раздумывалось о том, что вопрос о приёме в колхоз решает только самолично Федосеев, а не какое-то правление, на котором наверняка будут присутствовать такие, не имеющие со стороны Василия Ефимовича, доверия люди, как Грепа и Ковшов, которые при разборе его заявления будут строить разные козни и доковыриваться до самых мелочей в вопросе обобществления инвентаря и имущества из хозяйства Василия Савельева. На второй день к вечеру, когда Василию Ефимовичу известили, что на заседании правления его приняли в колхоз, его всего, как-то нервно подёрнуло, по всему телу от головы до ног пробежал какой-то неведомый ток. Он нутром своим хорошенько недопонимал, что всё это идёт к хорошему или плохому. На третий день запрягая «Вертеху» в сани, чтобы предназначенный инвентарь и зерно отвезти на колхозный двор, Василий Ефимович от растерянности, ввёл в оглобли «Вертеху» головой к саням, а стал перекидывать дугу через лошадиную шею, дуга оказалась назад колечком. Грузя в сани отборное зерно овса, плуг, борону, сбрую, в голове у него пчелиным роем кутерьмой будоражились разные размышлений из неведомых уголков мозга выползали суматошные мысли, и кто-то невидимый «домовой» что ли нашёптывал над ухом: «Опомнись, что ты делаешь?!» Но руки делали своё, они подчинялись рассудку! Спасения от полного разорения только — колхоз! Самолично отвезя в колхоз пять мешков семян викоовсяной смеси, плуг, борону, два хомута, рассевное лукошко. Василий Ефимович ещё сдал: «Вертеху», молотилку, две веялки, две телеги, сани, санки — утаив от обобществления новый хомут и рукоятку от веялки, которые он припрятал (авось когда-нибудь пригодятся) в амбаре. Утаив эти две вещи, Василий Ефимович размышлял для себя: некоторые вступая в колхоз сдали туда всего какую-нибудь соху-рассоху, да старинную борону с деревяными зубьями, а я вон сколько добра отвалил, а в колхозе всё равно, как в провальной яме, всё сгноят и пропадёт. Всего жальнее было расставаться с добротной крашенной телегой, на которой Василий Ефимович ездил только на базары и на ярмарку, да ещё с молотилкой, о которой он говаривал: «она мне в копеечку встала!» Хотя она и была в компании на двоих, с шабром Иваном Федотовичем. При вступлении в колхоз Савельева, Федотов пока упорствовал, их компания распалась, молотилку забрали в колхоз, выплатив Федотову для виду денежное вознаграждение — 15 рублей.
Ванька в Арзамасе на учёбе
Услыхал Ванька Савельев, что в Арзамасе открывается новая школа под названием «Стройуч» и подговорив себе товарищей Саньку и Гришку, они втроём пыхнули в город. Их завлекла новая школа тем, что она находится в городе и за ученье платить собираются в виде стипендии в сумме 22 рубля. Документы из Чернухинской школы забраны и ещё кое-какие собраны и поданы по назначению и ребята стали ждать результатов. Наконец, открытки, извещающие о принятии в школу, получены и друзья 13-го апреля 1931 года отбыли в Арзамас на ученье. Школа находилась на улице Урицкого дом № 15, а общежитие на улице Володарского, в доме бывшего купца Лихонина. А потом ребят перевели в здание самой школы.