История села Мотовилово. Тетрадь 6 (1925 г.)

Снег, накопившийся за зиму бугром на высокой тесовой крыше Савельева двора, подтаявши, с шумом съехал на землю. Испугавшиеся куры, захлопав крыльями, бросились из открытых ворот двора на улицу. Они кучно собрались у крыльца, воспользовавшись солнечным припёком, блаженно жмурясь и весело гогоча, стали греться, а петух, громко прохлопав крыльями, изогнув вытянутую шею и очумело выпучив глаза, приветствуя весну, звонко и продолжительно пропел:

– Ко–ко, реку, у–у–у–у–у!!!

Скотина, застоявшаяся и затомившаяся за зиму во дворах и конюшниках, почуяв тепло, запросилась на улицу. Тёленок во дворе у Савельевых, допив в ведре вынесенное ему пойло, первесло ведра нечаянно накинулось ему на голову, зацепилось за маленькие торчащие вверх рожки. Телёнок, стараясь освободиться от пустого ведра, забрыкался, мотать головой, но ведро не слетало. Он вдруг бешено припустился бежать. Выбежав из ворот на улицу, он с ведром на голове выбежал на дорогу и долго носился с гремящим ведром вдоль улицы, пока ведро, наконец, не отцепилось и с грохотом покатилось по притоптанному снегу на дороге. На шум, а попутно и погреться на солнышке, из темноты токарни выбрались и Минька с Санькой, и Ванька тут же. Они весело рассмеялись, увидев телёнка, бегающего с ведром. Во двор вышел и отец.

– Кто расхлебянил ворота, вся скотина на улицу вышла, – пробурчал он. И завидя бездельников ребят, он принялся их журить:

– Только и норовят, как бы прошалберничать, как наёмники, все делают из-под палки, как не для себя! Право!

– Пёрка иступилась, совсем не вертит! – оправдываясь, пожаловался Санька на пёрку, которая, износившись, плохо стала сверлить дырки для шипов в проножках.

– Ванька, сбегай к Цыбышу за пёркой, я ему заказывал. Он, наверное, сделал ее, – обратился отец к Ванька. – Да беги прытче! – добавил он. Ванька с места припустился бежать что есть мочи. Минька с Санькой нехотя побрели в токарню.

Оставшись во дворе наедине, Василий, стал подбирать растерянное около яслей сено. Подбирая и бросая клочки сена в ясли, он про себя бурчал:

– Летом-то сено по одной травинке собираешь, а тут под ноги скотине его валят. Никакой бережливости нет, хоть говори им, хоть не говори, растранжиривают сено понапрасну и на-поди! Разве так-то напасёшься, в навоз-то его много, потискать можно, а ведь это все добро, пот и кровь мужицкая. Эх, ведь его до выгона-то скотины и много еще спонадобится! – с назидательной укоризною поучал он, заглазно, семью. Да и скотине доставалось – он деловито разговаривал с ней во дворе. Одну восхваляя за скромность, другую же, хая за неряшливость во время еды за то, что иная скотина ни столько съест, сколько, теряя, роняет себе под ноги, в навоз.

В это утро от хозяина больше всего попало курам. Подобрав натерянное сено, он не миновал заглянуть и на сушила, где хранится запас овсяного и ржаного корма для скота. Откуда-то из потайного места выскочила курица и принялась натяжно и надоедливо кудахтать, извещая о том, что она только что снеслась. С каким-то голосистым вычуром закудахтала еще одна курица. Василию вздумалось найти гнездо, и он стал осматривать все потайные места, где бы могли куры упрятать свои гнезда от хозяйских глаз. Он нечаянно смел наметавшийся на обрешётке крыш снег. Снег попал ему за ворот рубахи, холодной струёй обжёг спину. С досады он чертыхнулся, вполголоса выругал кур.

– Вот ведьмы окаянные, прячут гнёзда, сам чёрт их не найдёт! Зловредная скотина! Зерно жрут, а яйца от хозяина прячут. Ведь и наделал им гнёзд-то в неплохом месте, так нет, сами потайных понаделывали. Вот и ищи их тут по всем ущельям и сметай шапкой и пыль, и паутину, и снег. Того и гляди башку-то себе сломишь! – досадливо на непослушных кур бурчал Василий про себя. А куры как ни в чем не бывало, продолжая надсадно и досадно для хозяина кудахтать, неспеша бродили по сушилам, ожидая, когда хозяин покинет пределы их гнёздования, чтоб снова усесться на свои гнезда.

– Не орите супостаты! – наделял он бранью непослушных кур. Наругавшись с курами и отведши в поучениях своих душу, Василий слез с сушил, вышел со двора к воротам. У угла своего дома стоял сосед Иван Федотов, он с интересом наблюдал, как от пригретой солнцем тесовой крыши Савельевой мазанки лениво клубилась седая испарина.

– Знать, опять до тепла дожили, – вместо обычного приветствия крикнул Василий своему шабру.

– Да, вон как от крыши-то парит! – весело улыбаясь, откликнулся Иван.

– Здорово тает! Я вчера с крыши двора снег скидывал, в поле заглянул, гора-то уж совсем от снега облысела.

– Наверное, воды нынче много будет, снегу-то вон сколько навалило! – высказал свое мнение насчёт будущего водополья Василий.

– Это как сказать: больше снега – малые воды. Бывает, зимой снегу совсем мало, а воды в водополье нагрудится с полей – в озеро не убирается, – высказался о своих наблюдениях о полой воде Иван. – Так, возьмётся таять, так глядишь, и до пасхи не увидишь.

– Да, бишь, она нынче какого числа будет? – спросил Иван.